— верьте верьте / ватошной смерти… — Отметим введение буквально с первых же строк мотива смерти, обрамляющего стихотворение (ср. на гуслях смерть играет в рясе в конце его).
— небо грозное кидает / взоры птичьи на Кронштадт… — Названия окрестностей Петербурга в поэзии Введенского представлены довольно широко.
— …уста тяжелого медведя… — Медведь — повторяющийся образ в ранней поэзии Введенского; из обширной символики этого образа имеет значение, очевидно, его связь в традиционных представлениях с потусторонним миром и периодическим возвращением из него (через отождествление с лунным и растительным циклами): уста медведя / горящие свечкою (об эсхатологическом значении свечи у Введенского см. примеч. № 2, с. 47).
2. Минин и Пожарский*
Автограф (ИРЛИ. Ф. 172, № 960). Впервые опубл. отдельным изданием Ф. И. Ингольдом [30] (неточный текст). Монолог Грекова Но вопли трудных англичан опубл.: «Костёр» [44], с разночтением и нормативной пунктуацией. Авторство обозначено как и в предыдущем ст-нии, по слова ЧИНАРЬ и АВТО- выделены заглавными буквами.
ВЕЕЧКА (мужской человек…) …мы они взойдут… — По поводу нарушения Введенским правильности грамматических категорий (с их соответствующими денотатами), в особенности рода (и пола), см. ниже, примеч. к № 29.8; другие примеры — здесь же, ниже: я бестелесный / будто гусыня сидит; наш англичанка; комендант Люба. См. также №№ 3, 19 (с. 130), 29.8 и примеч.
— КНЯЗЬ МЕНЬШИКОВ… поди сюда… Князь Меньшиков подходит. КНЯЗЬ МЕНЬШИКОВ (к нему)… родственник… — Отметим раздвоение Князя Меньшикова в «родственника»; подобные примеры мы находим и в других произведениях Введенского (см. примеч. к № 14, а также к Предпоследнему разговору, — № 29.9). Возможны широкие аналогии с исследовавшимися М. Халле и Р. Якобсоном психическими процессами, в их языковом (в частности, афатическом) выражении тяготеющими к «метонимическим».
— Как чуден Днепр при тихой погоде… — В Минине и Пожарском более, нежели а любом другом произведении Введенского, цитат и литературных реминисценций. Из других гоголевских реминисценций укажем введение персонажей «Ревизора» в Явлении 5 (с. 57, см. примеч.) и менее явную — из «Тараса Бульбы» в последних строках: отец! мундштук! кричат Тарасу. «Разговоры» Л. Липавского (Приложение VII, 39.6), а также неоднократные записи Хармса указывают на то, что в этом кругу Гоголь был одним из наиболее ценимых и почитаемых писателей.
Подобные же абсурдирующие реминисценции многочисленных литературных персонажей и исторических деятелей в названии и тексте произведения (Минин, Пожарский, князь Меньшиков, Робеспьер, Рабиндранат Тагор, Дон Жуан, граф Шереметев, Нерон, Борис Годунов, Ромен Роллан и т. п.), а также географических названий (Рига, Ржев, Печора, Припять, Урал, Вятка, Саратов и т. д.) и проч. — в Четырех описаниях (№ 23), в Ёлке у Ивановых (№ 30) и др.
итак я был убит… — Ср. далее ну вот лежу убитый; Полуубитый МИНИН… — Напрашивается аналогия к позднейшим Четырем, описаниям (№ 23), — повествованию четырех покойников о своей смерти. См. примеч.
— Где же мой башлык. О Пушкин, Пушкин — См. примеч. к № 32.
…а сам мерцаю от тоски… — По поводу этого употребительного у Введенского понятия, в его связи с «дроблением мира», см. примеч. к № 23.
— …свеча пошла дымить конец… — Здесь эксплицировано ранее уже указывавшееся (примеч. к № 1) значение свечи как эсхатологического образа, чрезвычайно употребительного в позднейшем творчестве Введенского (ср. хотя бы Четыре описания, № 23; № 29.8 и мн. др.). «Свеча упоминается иногда по нескольку раз почти в половине из примерно 40 сохранившихся вещей Введенского… Свеча обычно ритуальный или религиозный иероглиф (термин Л. С. Липавского. — М. М.), для Введенского иногда и эсхатологический, связанный с тремя темами, которые по его собственным словам интересовали его еще в 20-е годы: Время. Смерть. Бог.» — Я. С. Друскин (Здесь и далее мы цитируем неизданные комментарии Т. Л. Липавской и Я. С. Друскина — см. вступит. ст.). Соединение эсхатологических мотивов с эротическими (как мы это видим из непосредственно следующего за этим фрагмента ВАРВАРОВА… и т. д.) получает развитие в Куприянове и Наташе (№. 20).
…он чудак / носил с колючками колпак… — См. в связи с этой образностью примеч. к № 29.8.
— …утёс / который чем овёс спасет / тем был и титулован… — Некоторая выделенность синтаксической структуры бессмысленного предложения может быть осмыслена как один из аспектов поэтической актуализации грамматических категорий, в абсурдирующем тексте доходящая до нарушения их семантики (ср. примеч. к с. 45).
— …тот Пушкин был без головы… — Мотив безголовости является одним из постоянных у Введенского, — ср. №№ 5, 6, 8, 9. 19, 21 и 30. — См. также примеч. к № 32.
…медведь в берлоге нарожал ребят… — См. примеч. к № 1.
— …и костями украшает палисадника траву… — Это же соположение мы встречаем в одном из позднейших произведений Введенского: входит в тёмный палисадник, / кость сжимая в кулаке (№ 24.)
…лакей был в морде как ливрей… — Наряду с разного рода инверсионно-семантическими и трансверсионно-семантическими моделями бессмыслицы Введенский строит и модели, принципиально не трансформируемые ни до какого исходного семантически правильного высказывания. Подобная семантическая замкнутость моделей бессмыслицы у Введенского имеет в его творчестве концептуальное значение.
— …в одном окне лишь виден мир… — В связи с мотивом окна, с его отмеченным здесь значением как окна в мир, см. примеч к № 5.
Робеспьер Робеспьер / Катенька… и т. д. — Пародийное обыгрывание популярной песни «Соловей, соловей, пташечка…».
— …мужские холмы, озирал — См. примеч. к № 19
…стоит пылающий бизон… — Напрашивается аналогия с наиболее известным произведением классического сюрреализма — «Горящим жирафом» Сальвадора Дали. Эсхатологический образ свечи в следующей строке (см. выше) позволяет связать этот образ с огненным светопреставлением в конце поэмы Кругом возможно Бог (№ 19, с. 152; см. примеч.).
…навален… Ливан… семерик… смерти… — Ср. примеч. к стиху Нам свет не мил. И мир не свеж (№ 29.8).
Мужья напополам с девицами, — Интересное обыгрывание архаической модели амбейного обрядового действа в форме скрытой пародии на песню «А мы просо сеяли, сеяли…» названную однако ниже, — впрочем, после первого же обмена репликами перерождающееся в бессмыслицу.
…глядит в казненного очки / а рядом Днепр бежал и умерев / он стал обедом червачков… — Соположение мотивов мертвеца и бегущего Днепра (шире — реки, см., напр., № 23; ср. путешествие в далекую Лету — № 29.7 и прим.) мы находим в пьесе Потец (№ 28).
— житель водочку спросил., и т. д. — Шуточный парафраз известной детской песенки «Рыжий красного спросил: / Где ты бороду красил?..» и т. д.
Но им библейские орлы. — Образ орла, редкий в Пятикнижии и исторических книгах Библии, употребителен у пророков (напр… Пер. 48, 40; 49, 16 и мн. др.), где он обозначает вестника гнева Господня. Недвусмысленно эсхатологическая символика этого образа (подобную которой мы многократно встречаем у Введенского — см., напр., богоподобные орлы № 23, и особенно №№ 19, 32 и примеч., и мн. др.) прослеживается в связях между кн. пророка Иезекииля, 1, 10 и Апокалипсисом, 4, 7, достигая полноты выражения в Анок. 8,13: «И видел я и слышал единого орла (в слав, и русск. переводе — Ангела. — М.М.), летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле…»