"Найденов", — шепнул мне кто-то, да я и сам не обознаюсь. <…> И услышал тот самый режущий звук, от которого леденело на сердце:
— Убирайся вон!
От меня отстранились. Но я не шевелился. Это толкающее "вон" меня не сдвинуло. <…> Но тут кто-то <…> за руку взял меня и на ухо <…>: "Сам уходите, позовет людей, прошу вас, выведут!" И этот голос очнул меня: это был классный надзиратель, учитель французского <…> Лекультр, которого все любили.
И я пошел» (Иверень. С. 47).
С. 181. Святая — Пасхальная неделя.
…к пивнику Гарибальди… — Прозвище, связанное, очевидно, с названием пивной, данным в честь Джузеппе Гарибальди (1807–1882), народного героя Италии, генерала, одного из вождей национально-освободительного движения за объединение Италии в 1830-е-1860-е гг., чрезвычайно популярного в России.
С. 182. Розик плакал молча… — Еще дореволюционной критикой было подмечено, что образ Розика (равно как и кошки Мурки из повести «Крестовые сестры») генетически восходит к образу забитой насмерть лошаденки из «Преступления и наказания» Достоевского, — см., например: «<…> даже невинно мучающиеся животные, долженствующие символизировать тяготеющий над всей тварью земной — не только над людьми, — омут неоправданных страданий: его <Ремизова> вопиющая от боли собачка Розик ("Пруд") и барахтающаяся в последнем издыхании н надрывно мяукающая кошка Мурка <…> имеют свой прообраз в жалких, как бы плачущих, кротких глазах засеченной насмерть крестьянской лошаденки у Достоевского» (До линии А. Обреченный. Сочинения Алексея Ремизова: Т. 1–8, издание «Шиповника» // Речь. 1912. № 163. 17 июля. С. 2).
С. 185. Воскресения день!.. — Пасхальный канон, песнь 1 (Творение Иоанна Дамаскина).
С. 186. …и в Розике не благословлю… — Содержание беседы двух братьев представляет собой парафраз разговора Ивана и Алеши Карамазовых в трактире в гл. «Братья знакомятся» (см.: Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1976. Т. 14. С. 208, 213–215). Кроме того, знаменательное, а потому вряд ли случайное совпадение: разница в возрасте у Саши и Коли («Коле исполнилось двенадцать лет, <…> Саше пятнадцать») точно соответствует разрыву в годах у Карамазовых: «Алеша, я помню тебя до одиннадцати лет, мне был тогда пятнадцатый год» (Там же. С. 208).
С. 187...крестный ход с артосом. — Ср. в кн. «Подстриженными глазами»: сна Пасхальной неделе всю неделю после обедни крестный ход с артосом вокруг древней монастырской башенной ограды» (С. 133).
Артос (греч. — хлеб) — хлеб, освящаемый на Пасху.
С. 189. …избиение младенцев… — Подразумевается эпизод Новозаветной истории, о котором сообщается в Евангелии от Матфея (Мф. 1:16).
С. 199. …в отхожем месте перочинным ножичком. — Ср. воспоминание о друге юности и молодости Ремизова: «В этот день приходил Суворовский, он показался мне особенно взволнован, н было похоже, как однажды он пришел сказать о своем брате-семинаристе: "зарезался перочинным ножиком"» (Ремизов А. Петербургский буерак. Париж: LEV. 1981. С. 282). Помимо биографических черт однокашника Николая Ремизова Николая Павловича Суворовского, музыканта и книжника (см. о нем: Подстриженными глазами. С. 190, 191; Встречи. С. 282), сотрудничавшего в середине 1900-х гг. в брюсовских «Весах» (см.: На вечерней заре 2. С. 240, 241, 247, 248, 278, 281, 294), в образе Алексея Алексеевича Молчанова отразились, видимо, также черты биографии Алексея Алексеевича Архангельского (?-1941), о котором Ремизов заметил в книгах записей С. П. Ремизовой-Довгелло (кн. IV. С. 13): «Я познакомился с ним в школьные годы, он учился в Филармонии. На нем лежала печать "гениальности". В музыке он, кажется, все знал. А вот ничего не вышло. Какое-то малокровие душевное. Оказался под стать "Летучей мыши" Балиева… Он занимался и литературой, писал похабные стихи, потом против большевиков…» (Цит. по: На вечерней заре 1. С. 177).
С. 202. …завтра же очистить красный флигель. — В этой связи см. отрывок из письма Ремизова жене от 30 мая 1904 г.: «Читал 1 ч<асть> "Пруда". Очень Сергей <Ремизов> кипятился. Никак не мог представить, что это не документ, а мое воображение, отзвук "эмпирической действительности", как сказал бы Бердяев. Монастырь и пруд, монахи с чертями и старец — моя душа, этого-то он и не может понять. Именно то, что ты понимаешь» (На вечерней заре 2. С. 246).
С. 205. …все самому успеть сделать… — Подчеркивая одиночество Арсения в его новаторской деятельности, Ремизов явно ориентируется на роман Мережковского, в этой связи см., например: «В другой раз, тихонько гладя сыну волосы, Петр проговорил смущенно и робко, точно извиняясь: