От аккумуляторов – четырехугольных ящиков с алюминиевой обшивкой, расположенных в ряд по обоим бокам машины, тянулись толстые провода к аппарату, напоминающему собой «муравьиный» аппаратик, только этот был размерами с добрый граммофон. Рупор из белого металла, увеличивающий его сходство с граммофоном, открывался широким своим отверстием над креслом, привинченным к полу в самом носу машины.
Никодим повернул рычаг в аппарате с рупором – раздалось громкое шипение – и достал из кармана носовой платок, завернутый в клеенку:
– Платок Вепрева, сегодня вечером стянул! – улыбнулся он и засунул его в четырехугольный стеклянный ящичек, имевший внутри стеклянный же шар, пустой в середине и с очень подвижной стрелкой.
– Психо-компас, – пояснил Никодим. – Номенклатура Вепрева.
Он сел в кресло. Стрелка компаса, как только рядом с ней очутился платок, сразу оживилась, беспокойно забегала и вдруг, дрожа, остановилась в направлении, параллельной земле на север.
– Они недалеко, – торопливо пояснил мой товарищ. – Если бы они успели бежать на другую сторону земли, стрелка стала бы торчмя и не дрожала б…
Аппарат зашипел сильней… Машина рванулась так, что я свалился с ног и, не успев подняться, снова покатился, но уже в противоположную сторону.
– Стоп, проговорил Никодим, почему-то побледневший. Стрелка яростно металась и указывала прямо вниз. – Они здесь! – Он открыл в полу небольшое оконце, я заглянул туда: внизу расстилался залитый электричеством город.
Никодим снова опустился в кресло: машина заскользила вниз. Стрелка то и дело меняла направление, но в пределах небольших градусов. Мы приближались к крыше высокого дома, на который теперь упорно указывал компас.
XI
– Как быть? – растерянно кинул Никодим, – они в этом доме.
– Где мы?
– Не знаю… Верст 200 отмахали…
– Да?! Так быстро! – не поверил я.
– С быстротой мысли, – слабо улыбнулся мой друг. – Машина работает психической энергией мира, но эта энергия сначала через рупор проходит в мой мозг, я ее концентрирую на мысли о преследовании, и тогда лишь мы движемся… Направление тоже даю я – по психо-компасу.
– Но такая быстрота невозможна, – возразил я, вспомнив физику, – машина от трения с воздухом должна бы расплавиться!..
– Пустяки! Ее оболочка сделана из совершенно ненагревающегося металла… Изобретение Шарикова…
Наш разговор резко оборвался: мимо что то пронеслось с ревом и свистом: стрелка запрыгала и заволновалась, как живая, указывая новое направление. Никодим кинулся к креслу, бросив мне:
– Станьте сзади под рупор, я слишком слаб… И настойчиво думайте о движении вслед за беглецами.
Я ухватился за спинку кресла и, только подумав о преследовании, чуть было не полетел в противоположный угол: так стремительно мы понеслись.
Никодим открыл окно перед собой – оно было застеклено – и теперь напряженно всматривался в мерцающую темь.
Под влиянием ли проходящей через меня мировой психо-энергии, или вследствие вообще нервного состояния, мне ярко представилась картина внутреннего расположения машины наших противников. Вепрев с искаженным лицом сидел в кресле, Шариков стоял у заднего окна с растерянной и глупой физиономией.
Никодим торжествующе крикнул:
– Вот они!..
В окно блеснула белая масса.
Воображение мне дало следующую картину: мой бывший учитель с прыгающей челюстью, обернувшись назад, позвал своего помощника, который трясся, как осиновый лист; должно быть, увидел нас. После двух-трех слов Вепрева он стал сзади него, подобно мне, держась за спинку кресла.
Никодим прохрипел – говорить он уже не мог, и я боялся, что он снова потеряет голос.
– Ушли, черти!..
Началась бешеная погоня. Мы несколько раз пронеслись кругом земного шара, попадая то в свет, то в мрак.
Никодим – потный, разбитый – то хрипел в отчаянно-радостном возбуждении, когда мы настигали противника, то падал духом и уныло скулил, когда тот уходил. Я же чувствовал в себе твердую бодрость и уверенность, что злодеям не уйти. Машина, по всей вероятности, двигалась только одним моим мозгом.
Внутренним зрением я видел, что беглецы оба были истощены не менее Никодима. Это вливало в меня новые силы.
Совершили еще несколько кругосветных рейсов – с переменным успехом.
Я уже начал уставать… Постепенно ослабевала воля, рассеивалось внимание, тупело воображение. Мы больше не видели через окно белой оболочки. И я не мог представить себе, что делается под ней.
Машина вдруг замедлила ход, что сейчас же мы констатировали по аппарату, измеряющему скорость. Никодим волновался и чуть не плакал, посылая проклятие тем, «кто изобрел дурацкую сигару»…