«Пожалуй, это не фокус», – уже передумал я; примеры Вепрева показались мне достаточно убедительными.
III
Он поднялся и опять зашарил рукой по стене недалеко от стола. В стене звякнула пружина, и вверх отскочила дверка, обнаруживая внутри объемистый шкап.
– Вот… – начал он и остановился; обернувшись назад. Его лицо на мгновение исказилось гримаской досады. Я оглянулся; в полу сзади нас поднимался трап, и из подполья ловко выскочила маленькая чудная фигурка… Толстое туловище, миниатюрные ручки и ножки, совершенно лысая розовая головка с громадными на носу очками в золотой оправе.
Фигурка, запыхавшись, видимо, от возбуждения, – на что указывали два красных пятна на ее щечках, – бегом направилась к Вепреву с криком:
– Эврика! Эврика! Виноват… – вдруг заметила она меня. – Разрешите представиться: Шариков Наум Наумович, именинник 1-го декабря по старому стилю!.. – Все это он выпалил скороговоркой, шаркая передо мной ножкой.
«Должно быть, юдофоб и все прочее», – мелькнуло у меня. Вепрев счел нужным представить меня:
– Мой новый помощник, тов. Андрей, и ваш новый коллега.
– Очень приятно! Приятно!.. Вы – коммунист?
Еще один прозорливец! Но разве ему не все равно, кто я? Гм…
Вепрев прервал любопытного опять, как мне показалось, с гримаской недовольства и досады:
– Вы имеете что-нибудь сказать? Так говорите, а то мы заняты…
Вместо ответа Шариков схватил его под руку, а меня кивком пригласил следовать за собой.
– Я открыл!.. Я открыл!.. Пойдемте, покажу… Ах, как хорошо!.. – он радовался, как малое дитя.
Мы втроем спустились по лестнице в подполье; оно было ярко освещено и своим устройством отвечало, должно быть, расположению дома. Первая комната, в которую мы попали, находилась под «рабочим кабинетом» Вепрева и была большим залом, тоже сверху донизу уставленным самими разнообразными и незнакомыми мне аппаратами и машинами.
Шариков увлек нас к крайнему столу, на котором стоял большой стеклянный ящик; на дне его была насыпана земля, а посередине высился самый обыкновенный муравейник с проворными, большими рыжими муравьями. Шариков обратил наше внимание на присутствие здесь же других муравьев, черных и небольших.
Вепрев стоял неподвижно, почему-то насупившись, в то время как его помощник суетился без устали и, все более и более розовея, сыпал беспорядочно словами, вроде: Ах, как хорошо! Вот-то славно!.. Мое почтение!..
Он соединял и разъединял какие-то провода, тянувшиеся к игрушечному по размерам аппаратику, благодаря своему рупору, похожему на граммофон. Вдруг он прервал свой лепет и замер, я бы сказал, в смущении; на лице заиграла растерянная улыбка. Вепрев тоже заметил ее и объяснил, подыскивая слова:
– Видите ли… Это совершенно новая область, в которой мы работаем… И нам хотелось бы… весьма понятно… до известного времени сохранять, так сказать, в тайне все, что вы здесь увидите…
Шариков радостно закивал круглой головкой, как китайский болванчик. Вепрев продолжал:
– Наши научные изыскания касаются борьбы с вредителями в сельском хозяйстве – насекомыми… Мы работаем над изобретением аппарата, которым можно было бы уничтожить насекомых вредных, не причиняя в то же время смерти другим, зачастую полезным в сельском хозяйстве.
Его помощник совсем расплылся в нелепой улыбке, сияя золотыми зубами и в восторге бормоча:
– Так! Так! Вот это ловко – мое почтение! Славное дело! – и пустил аппаратик в ход, предварительно направив его рупором на стеклянный ящик.
Аппаратик зашипел, увеличивая тем свое сходство с граммофоном.
Вепрев, подумав, прибавил:
– Конечно, по понятным вам причинам, мы принуждены пока умалчивать о сущности действия наших приборов…
Шариков пинцетом достал из квадратной коробочки черного муравья, сунул его в дырочку аппаратика и торжественно изрек, указывая на ящик:
– Теперь смотрите!..
Я внимательно смотрел, но ничего нового не увидал: муравьи попрежнему суетились и сновали во всех направлениях. А Шариков, очки которого, должно быть, делали его зрение чрезвычайно зорким, вдруг завопил фальцетом:
– Смотрите! Смотрите!.. Они уже подохли! Вот это славно, мое почтение!..
Тут и я заметил: черные муравьи усеяли своими трупиками дно ящика, рыжие же бесновались по-старому.
– Да! – произнес раздумчиво Вепрев. – Это изобретение – блестяще… Оно принесет человечеству громадную пользу!..