– Пустите, я матушке скажу!
Положил Мефодий тяжелую ладонь на рот Уле…
Всю ночь не спала Уля. И под утро убежала в хотон и забилась там в темный угол.
Сам поп приходил звать ее. Не вышла и на другой день. Под вечер только украдкой побежала к знакомой якутке, и та ее в город отправила с мужем. Вез он на ярмарку масло коровье.
Всю дорогу пел якут:
Возникали перед Улей тайга, широкие пустыри, одинокие юрты, туманные озера – все как во сне.
И странно звучала песня:
Привел якут Улю к тойону-купцу в лавку. Пахло там керосином, мукою: приходили-уходили покупатели: колыхались медные огромные весы; счеты щелкали.
Смотрит Уля: попадья пришла.
– Ты зачем здесь?
Молчит Уля.
Отозвала попадья купца в угол, пошепталась, потом ушла, мотая головой.
Вот и лавку запирают. Купец взял Улю за плечо и толкает:
– Ступай… Ступай… Мне тебя домой нельзя взять… Жена не позволит… Ступай…
Вышла на улицу Уля – никого у нее нет.
На берегу народ. Стоят паузки. Развеваются флаги. Шумит ярмарка. И что было потом, плохо помнит Уля. А на другой день проснулась она на Красной Заимке.
Кроме Ули там было четверо девушек и хозяйка пятая – Марфа Савельевна.
У хозяйки был кадык большой, и воспаленные глаза ее беспокойно бегали, точно спрятаться хотели.
Вот и Уля стала жить здесь. Красная Заимка была в пяти верстах от города. И единственный был такой дом в здешних краях. Вокруг было пустынно. За лугом, на котором паслись коровы Марфы Савельевны, топорщился колючий кустарник, белел березняк жиденький, краснели осины, а далее синей полоской протянулся ельник, пропадая где-то среди песчаных холмов. А пониже луга шел отлогий ленский берег, ширилась даль речная, а на берегу черная раскинулась пустыня-тайга.
В плену Уля, в плену. Поздно встают девушки и скучают сонно. Одна, родом из казачек, с злыми глазами бродит по дому, ломает руки – пальцы противно трещат. Иные девушки карты раскладывают и все смеются без причины. А то леденцы сосут. Маленькая якутка Ариша бормочет свое якутское, и нельзя понять, куда смотрят ее косые глаза: она больна: голова у нее не в порядке. А Уля тоскует, тоскует – страшно смотреть на нее.
Каждый вечер приходит из города Адам, поляк-поселенец, и, пока гости не собрались, играет что-то на дудке. И от этой его игры Уля плачет, вспоминая тайгу, свободу милую…
Приезжают гости-то из городских купцов кто, то заседатель какой-нибудь, то из судейских или гарнизонных.
Гарнизонные и прикащики плясать любят. Адам играет им. Марфа Савельевна бьет в бубен нескладно, а они топочут каблуками, вертя неистово то Аришу, то Феню, то Улю.
А после спать. И вот на постели видит Уля рядом чужие пьяные головы. Дышат ей в лицо водкой противные люди. Мнут ее грудь бесстыдные руки.
В плену, в плену Уля. Бежать? Но куда? Обступила Красную Заимку со всех сторон тайга безбрежная, как океан темный.
Прошло лето, и наступили печальные осенние дни. По Лене плыли тонкие льдины. А в небе медлили сизые скучные облака. И острый иглистый холод студил землю.
Вышла как-то Уля на крыльцо и видит, снег покрыл пеленой бледной землю вокруг. Прозрачный воздух замер. Зима! Зима!
И вот стал мороз ковать белую свою сталь. И под мерные удары засыпала земля. И все реже и реже подымал мороз свой молот крепкий. Потом наступила тишина.
А на Красной Заимке попрежнему пряла унылую пряжу ветхая жизнь. Приезжали по ночам люди из города – и входя с мороза в теплую горницу, сразу пьянели, не успев осушить чарки.
Так проходили уныло и жутко дни и ночи, дни и ночи.
И вот однажды рано утром, когда все спали на Красной Заимке, вышла Уля из дому, торопливо набросив кухлянку, и побрела к Лене, оглядываясь со страхом.
Она спустилась по снежной тропе на лед и пошла по студеной равнине, лиловым светом сиявшей под мутным солнцем.
Куда она шла? В тайгу. Она знала, что там, в ее поседевших мхах, в ее глухих белых трущобах безлюдье и безмолвье. И маленькое сердце мечтало тайно найти там отдых.
Вот идет Уля по речной ледяной равнине, и легко веет над нею снежный пух. Кто-то ранил там, в небе, большую лебедь, и разметала она свои нежные перышки.
Из белого тумана возникают – то странные люди огромные, то звери невиданные, то шестикрылые птицы. Возникают и пропадают волшебно.
И нет уже темных мыслей в голове Ули. Так легко и вольно итти на встречу тайге. И времени как будто бы нет.