Вот я лежу сейчас, около костра, на спине и вижу, вижу, как небо мерно колеблется и мерно дышит и в лад с небом дышит тайга. И товарищ Глеб где-то идет теперь и видит так же, как я, и эти звезды, и это небо. А на заре он увидит кровавые полосы на соснах и розовые пятна на белоствольных березах, и на его влюбленном лице заалеет утренний луч. И в кого он всегда влюблен этот товарищ Глеб?
Тихо светает; застучали топоры на паузках; вот уж ломают-рубят последние козлы-сваи, и с влажным скрипом погружается паузок в воду, разводя широкую волну, позлащенную утренним солнцем.
Семен Семеныч, примирившийся с бегством товарища Глеба, стоит на мостках и проверяет по листу арестантов. Проходя мимо него, мы чувствуем запах спирта и добродушно приветствуем пьяные глаза нашего тюремщика. Найдя в вине истину, он философским спокойствием относится к своему неудачному конвоированию.
И в самом деле зачем нам ссориться с ним: ведь нам предстоит великолепный совместный путь по огромнейшей реке навстречу северному солнцу.
Оно подняло уже свою львиную косматую голову и властно, и любовно озирает пустыню.
Мы располагаемся на зыбком паузке, не страшась нового речного плена. И огромная стая диких гусей встречает нас пронзительным гоготанием, проносясь в тяжелом лете над нашей рекой.
Сулус
У нее – косые глаза и толстые губы, и якутские скулы круглятся, как два яблока, на матовом лице. Но что-то приятное светится и в ее глазах, и в нескромных губах, и приятно смотреть на ее молодую грудь.
Теперь лето, и она едет на луговину верхом на быке с важностью, как настоящая хозяйка-хотун, – но все это вздор: у нее нет мужа, ей четырнадцать лет и она еще не спала ни с одним парнем. Из под белой рубахи видны полные икры, запыленные золою камелька. Она бьет голыми пятками быка и тянет его за повод, продернутый через ноздри.
Сегодня – лето, третьего дня была весна, а дней пять тому назад повсюду еще лежал снег, и на Медвежий Косогор нельзя было взобраться: так он весь обледенел. Теперь на косогоре цветет жара и весь он зачервонился.
Пять дней тому назад мы еще ходили в камосах, в зайце, прятали нос в майтрук. Вдруг из-за реки поднялось ярое солнце. Было весело слушать, как звенела и ухала весна.
На берегах тянулись вверх ледяные сталактиты, таяли и летели па́ром вдоль по теченью, а меж камней что-то плескалось и смеялось: как будто какое-то пенное русалочье отродье разыгралось на новом солнце.
Как будто судьба развязала широколетные крылья весенней птице, – и вот она освобожденными. крыльями шумит над нами.
Когда я выползал из моей юрты на свет Божий, сердце сладостно ныло от любви. Идешь по сырой земле – и глупо, и стыдно от весеннего чувства. Один раз, спускаясь к реке, я упал на влажную землю и весь испачкался грязью, нечаянно провел рукой по лицу, и на лице осталась темная полоса; и было смешно и радостно это весеннее паденье.
Теперь земля уже сухая, ее обвевают тонкие запахи молодых трав, и когда я зашел в юрту Захара, мне было странно услышать иной мертвый запах: там лежит тело его жены: она вчера умерла в родах.
Покойницу обернули в холст и повезут к отцу Николаю: это верст за восемьдесят. Повезут на быках, медленно. По дороге на станках будут есть лепешки, похожие на землю, и пить зеленую, пьяную арги. На другой телеге повезут теленка. Это – отцу Николаю за требу.
Но Бог с ней, со смертью!
В ста шагах от меня лежит озеро. Оно темно зеленеет, а вокруг него венком плетутся таежные ирисы, бледные и больные.
Еще недавно озеро было покрыто льдом, и мы ловили на нем рыбу, прорубая проруби и протаскивая невод под водой. Наловив рыбы, якуты плясали с якутками, тут же на льду, попарно, и опьяняли себя монотонной и жуткой песней.
Я видел Сулус. На ней была кухлянка с узором на подоле. Проходя мимо, она слегка толкнула меня локтем и щелкнула языком, как хорошая северная дикарка.
Я живу здесь уже пять лет, но заметил Сулус только в прошлом году. Она тогда была совсем девчонкой, сидела перед камельком нагая, посреди других голых ребят, грела у огня свои темные бедра. Я подарил ей баночку засахаренных груш, которую мне привез товарищ из города, и она тотчас же их все съела, забавно облизывая губы и выставляя белые и четкие зубы.
Сулус значит звезда. И в час ночной, в час звездный, когда я смотрю на северное небо, я вспоминаю о моей Сулус.
Она немного понимает по-русски, и когда я говорю ей: «я тебя люблю, Сулус!» – она смешно шевелит пальцами и так сверкает своими косыми глазами, что кажется, будто она хочет меня сесть.