Равно угрюмы и мертвы.
Смотри, — и задрожи от страха!
Господь их вылепил из праха,
Удел предвидя роковой:
Чело их молниями блещет,
Волна у скал нависших плещет,
Вулканы спят в груди немой.
Туманны, сумрачны, безлюдны,
Видны два острова вдали,
Как будто два пиратских судна
В пучину намертво вросли.
Их берег черен и безлюден,
Путь между скал кремнист и труден
И дикой чащей окаймлен.
Но здесь недаром жуть гнездится:
На этом Бонапарт родится,
На том умрет Наполеон.
Тут колыбель — а там могила.
Двух слов довольно на века.
Их наша память сохранила,
И память та не коротка.
К двум островам придут, мне мнится,
Пред тенью царственной склониться
Все племена грядущих дней.
Раскаты гроз на высях горных,
Удары штормов непокорных
Напомнят правнукам о ней.
Недаром грозная пучина
Их отделила от земли,
Чтобы рожденье и кончина
Легко свершиться бы могли;
Чтобы такой приход на землю
Не сотрясал земли, подъемля
Мятеж таинственных глубин,
Чтоб на своей походной койке
Не вызвал бури узник стойкий
И мирно умер бы один.
II
Он был мечтателем на утре дней когда-то,
Задумчивым, когда, кончая путь солдата,
Угрюмо вспоминал былое торжество.
И слава и престол коварно обманули:
Он видел их вблизи, — ненадолго мелькнули.
Он знал ничтожество величья своего.
Ребенком грезил он на Корсике родимой
О власти мировой, о всей непобедимой
Своей империи под знаменем орла, -
Как будто мальчику уже звучала сладко
Многоязыкая, пред воинской палаткой,
Всемирной армии заздравная хвала.
III
ХВАЛА
«Будь славен, Бонапарт, владыка полвселенной!
Господь венчал тебя короною нетленной.
От Нила до Днепра ты правишь торжество,
Равняешь королей прислуге и вельможам.
И служит вечный Рим подножьем
Престолу сына твоего!
Парят орлы твои с простертыми крылами,
Несут на города убийственное пламя.
Ты всюду властвуешь куда ни глянь окрест.
Ты покорил диван, командуешь конклавом.
Смешав на знамени кровавом
И мусульманский серп и крест.
И смуглый мамелюк, и готский ратник дикий,
И польский волонтер, вооруженный пикой,
Все слепо преданы желаниям вождя.
Ты исповедник их, ты их законодатель.
Ты мир прошел, завоеватель,
Повсюду рекрутов найдя.
Захочешь, — и, взмахнув десницею надменной,
Во всех империях свершаешь перемены,
И короли дрожат у врат твоих хором.
А ты, пресыщенный в сраженьях иль на пире,
Почиешь в благодатном мире,
Гордясь накопленным добром.
И мнится, что гнездо ты свил на круче горной,
Что вправе позабыть о буре непокорной,
Что молнии тебе не ослепят глаза.
И мнится, твой престол от рока независим, -
Не угрожает этим высям
Низкорожденная гроза!»
IV
Ударила гроза! — Мир грохотом наполнив,
Скатился он в ничто, дымясь от стольких молний,
Смещен тиранами тиран.
В теснину диких скал замкнули тень живую.
Земля отвергла, — пусть несет сторожевую,
Ночную службу океан.
Как презирал он жизнь — там, на Святой Елене,
Когда морская даль гасила в отдаленье
Печальный, мертвенный закат.
Как был он одинок в вечерний час отлива,
Как англичанин вел его неторопливо
Туда, — в почетный каземат!
С каким отчаяньем он слушал гул проклятий
Тех самых воинских неисчислимых ратей,
Чье обожанье помнил он!
Как сердце плакало, когда взамен ответа
Рыданьем и тоской раскатывался где-то
Хор человеческих племен!
V
ПРОКЛЯТИЯ
«Позор! Несчастие! Анафема! Отмщенье!
Ни небо, ни земля не ведают прощенья!
Вот наконец-то пал низверженный колосс!
Пускай же, прахом став, впитает он навеки
Пролитой юной крови реки
И реки материнских слез!
При этом имени пусть Неман, Тибр и Сену,
Альгамбру древнюю, темничный ров Венсена,
И Яффу, и Кремля горящего дворцы,
Поля былых побед, поля резни кровавой,
Своим проклятием, отгулом прошлой славы
Теперь наполнят мертвецы!
Пускай вокруг него теснятся эти жертвы,
Восставшие из ям, воскресшие из мертвых,
Пускай стучат к нему обрубками костей!
Калечила их сталь, и порох жег когда-то.
Пусть остров превратит в долину Иосафата
Орда непрошенных гостей!
Чтобы он жил и жил, всечасно умирая,
Чтобы рыдал гордец, паденье измеряя,
Чтобы тюремщики глумились вновь над ним,
Чтоб узника они усугубляли муки
И заковали эти руки
Своим железом ледяным!
Он верил, что навек победами прославлен,