– Все это, знаете ли, как-то странно, – сказала она.
– Мисс Рассел, я должен вам кое-что сообщить!
– Вот как?
– Чарлз Кент арестован в Ливерпуле.
На ее лице не дрогнул ни единый мускул. Она только чуть пошире открыла глаза и с легким вызовом спросила:
– Ну и что?
И вот тут-то я понял, почему мне показалось, что Чарлз Кент кого-то напоминает своей вызывающей манерой держаться. Два голоса – один грубый, хриплый, другой старательно благовоспитанный – обладали загадочно одинаковым тембром и интонацией. В тот вечер у ворот «Папоротников» незнакомец напомнил мне мисс Рассел. Потрясенный, я поглядел на Пуаро, и он чуть заметно кивнул мне, а в ответ на вопрос мисс Рассел развел руками – типично французский жест.
– Я подумал, что это может вас заинтересовать. Только и всего.
– С какой стати? Кто он такой, этот Кент?
– Это, мадемуазель, тот человек, который был в «Папоротниках» в вечер убийства.
– Неужели?
– На его счастье, у него алиби. Без пятнадцати десять он был в пивной за милю отсюда.
– Повезло ему, – заметила мисс Рассел.
– Но мы пока не знаем, зачем и к кому он приходил в «Папоротники».
– В этом я, к сожалению, ничем вам помочь не могу. Я ничего не слышала об этом посещении. Если это все… – Она хотела подняться, но Пуаро удержал ее:
– Нет, еще не все. Сегодня утром выяснилось, что мистер Экройд был убит не без четверти десять, а раньше: в промежутке между без десяти девять, когда доктор Шеппард покинул его, и без пятнадцати десять.
Я увидел, как кровь отлила от ее лица, она покачнулась.
– Но мисс Экройд говорила… мисс Экройд говорила…
– Мисс Экройд призналась, что она лгала. В этот вечер она не заходила в кабинет.
– И значит?
– И значит, возможно, что Чарлз Кент – именно тот, кого мы ищем. Он был в «Папоротниках». Неизвестно, что он там делал…
– Я могу сказать, что он там делал. Он не трогал мистера Экройда, он даже к кабинету не подходил. Это не он! – Железное самообладание было сломлено. Ужас и отчаяние были написаны на ее лице. – Мсье Пуаро! Мсье Пуаро, поверьте мне!
Пуаро встал и ласково погладил ее по плечу:
– Ну конечно, конечно. Я верю. Но мне надо было заставить вас говорить, понимаете?
Она посмотрела на него с недоверием.
– А это правда – то, что вы сказали?
– То, что Чарлза Кента подозревают в убийстве? Да, это верно. И вы одна можете спасти его, рассказав, зачем он приезжал в «Папоротники».
– Он приходил ко мне, – тихо и быстро заговорила она. – Я вышла к нему… в…
– В беседку, я знаю.
– Откуда?
– Мадемуазель, Эркюль Пуаро обязан знать все. Я знаю также, что вы выходили еще раньше и оставили в беседке записку, назначив время свидания.
– Да. Когда он написал, что ему надо меня видеть, я побоялась встретиться с ним в доме и в своем ответе предложила прийти в беседку. Потом, опасаясь, как бы он не ушел, не дождавшись меня, оставила там записку, что приду в десять минут десятого. Я вышла с запиской через стеклянную дверь гостиной, чтобы кто-нибудь из прислуги не заметил меня, а возвращаясь, встретилась с доктором Шеппардом и испугалась, что ему может показаться странным, почему я так спешила, запыхалась… – Она умолкла.
– Продолжайте, – сказал Пуаро. – Вы встретились с Кентом в десять минут десятого. О чем вы говорили?
– Мне трудно… Видите ли…
– Мадемуазель, – прервал ее Пуаро, – мне необходимо знать всю правду. Обещаю вам, что все сказанное здесь останется между нами. Я отвечаю и за доктора Шеппарда. Я помогу вам. Кент – ваш сын?
Она кивнула. Ее щеки вспыхнули.
– Об этом никто не знает. Это случилось давно, очень давно… в Кенте. Я не была замужем…
– И дали ему фамилию по названию графства? Понимаю.
– Я работала. Я платила за его воспитание. Он не знал, что я – его мать. Но он сбился с пути – пил, потом стал наркоманом. Я с трудом оплатила ему билет в Канаду. Года два о нем не было никаких вестей. Потом он каким-то образом узнал, что я – его мать. Начал писать, требовать денег. А когда вернулся в Англию, написал, что приедет ко мне в «Папоротники».
Я не хотела, чтобы он приехал открыто: меня считают такой… такой респектабельной. Если бы возникли подозрения, мне пришлось бы оставить работу. Тогда я написала ему эту записку.
– А утром пришли к доктору?
– Да. Я подумала, может, это излечимо. Он был неплохим мальчиком, пока не стал наркоманом.
– Понимаю, – сказал Пуаро. – Что же было дальше? Он пришел?
– Да. Он ждал меня в беседке. Был очень груб, грозил мне. Я принесла ему деньги, какие у меня были, потом мы немного поговорили, и он ушел.