Я взглянул на «милого Альфреда». С первого же взгляда меня поразил контраст между супругами. Не удивительно, что Джон с таким негодованием говорил о его бороде: длиннее и чернее я в жизни не видел. У него было такое неподвижное лицо, что даже пенсне в золотой оправе не могло его оживить. Я подумал, что подобный человек смотрелся бы на театральных подмостках, но в реальной жизни выглядел диковато. Его рукопожатие было неестественно вялым, а голос тихим и вкрадчивым: «Очень приятно, мистер Хастингс». Затем, повернувшись к жене: «Эмили, дорогая, боюсь, что подушечка немного влажная».
Пока он с подчеркнутой заботливостью менял подушечку, на которой сидела миссис Инглторп, она не сводила с него восторженных глаз. Подобное открытое проявление эмоций было довольно странным для этой весьма сдержанной женщины.
С появлением мистера Инглторпа в поведении всех присутствующих появилась какая-то скованность и скрытая недоброжелательность, а мисс Ховард даже и не пыталась ее скрывать. Однако миссис Инглторп, казалось, ничего не замечала. За все эти годы ее словоохотливости нисколько не поубавилось. Она беспрестанно говорила, главным образом, об организации предстоящих благотворительных базаров, уточняя у мужа числа и дни недели. Отвечая, он всячески подчеркивал свою заботливость по отношению к жене. С самого начала этот человек был мне очень неприятен, и тот факт, что теперь первое впечатление подтвердилось (я редко ошибаюсь в людях!), весьма тешил мое самолюбие.
В то время, как миссис Инглторп, повернувшись к мисс Ховард, говорила о каких-то письмах, ее муж обратился ко мне своим вкрадчивым голосом:
— Вы что, профессиональный военный, мистер Хастингс?
— Нет, до войны я служил в агентстве Ллойда.
— И вы собираетесь туда вернуться, когда закончится война?
— Не исключено. А может, возьму и начну все сначала.
Мэри Кавендиш склонилась ко мне и спросила:
— А чем бы вы хотели заняться, если бы вам был предоставлен полный выбор?
— На такой вопрос сразу не ответишь.
— Что, никаких тайных увлечений? У каждого ведь есть свое маленькое хобби, иногда даже весьма нелепое.
— Боюсь, вы будете надо мной смеяться.
Она улыбнулась.
— Возможно.
— Что ж, я скажу. У меня всегда была тайная мечта заняться поимкой преступников.
— По-настоящему, как в Скотланд-Ярде, или как Шерлок Холмс?
— Да, да, как Шерлок Холмс! Нет, правда, меня все это очень привлекает.
Однажды в Бельгии я познакомился с одним знаменитым сыщиком и благодаря ему буквально воспылал страстью к расследованиям. Я искренне восхищался этим славным человеком. Он всегда говорил, что самое главное — это выбрать правильный метод расследования.
Кстати, моя система базируется на его методах, но я их, конечно, развил и дополнил. Да, это был забавный коротышка, страшный щеголь, однако на редкость сообразительный.
— Люблю хорошие детективы, — сказала мисс Ховард. — Хотя написано много чепухи. Убийцу разоблачают в последней главе. Все поражены. А в жизни преступник известен сразу.
— Однако много преступлений так и остались нераскрытыми, — возразил я.
— Я говорю не о полиции, а о свидетелях преступлений. Об их семьях. Этих не одурачить. Они все знают.
— Вы хотите сказать, — с улыбкой проговорил я, — что если бы рядом с вами произошло преступление, скажем, убийство, то вы могли бы сразу определить, убийцу?
— Конечно! Как только он окажется возле меня, я это мгновенно почувствую.
— А вдруг это будет «она»?
— Возможно. Но для убийства нужна ужасная жестокость. Это больше похоже на мужчину.
— Однако не в случае отравления, — неожиданно раздался звонкий голос миссис Кавендиш. — Доктор Бауэрстайн говорил вчера, что, поскольку большинство врачей ничего не знают о мало-мальски редких ядах, то, возможно, сотни случаев отравления вообще прошли незамеченными.
— Ладно, Мэри, хватит. Что за ужасная тема для разговора, — воскликнула миссис Инглторп. — Мне кажется, что я уже в могиле. А, вот и Цинция!
К нам весело бежала девушка в форме добровольного корпуса медицинской помощи.
— Что-то, Цинция, ты сегодня позднее обычного. Знакомьтесь, мистер Хастингс — мисс Мердок.
Цинция Мердок была цветущей юной девушкой, полной жизни и задора. Она сняла свою маленькую форменную шапочку, и я был восхищен золотисто-каштановыми волнистыми локонами, упавшими ей на плечи. Цинция потянулась за чашкой, и белизна ее маленькой ручки тоже показалась мне очаровательной. Будь у нее темные глаза и ресницы, девушка была бы просто красавицей. Она уселась на траву рядом с Джоном. Я протянул ей блюдо с бутербродами и получил в ответ пленительную улыбку: