Дробадонов. Сейчас оттудова.
Марина (живо). Из сумасшедшего дома! Ну что, здоров он? жив Иван Максимыч?
Дробадонов. Да! Я сегодня лавку запер рано: все равно торговли не было, да думаю: вот в этакой день уж и Фирс не поедет, да и махнул. Насилу допустили. Теперь еще строжее — приставник так и не отходит, и все подкуплены от Фирса, чтоб никого не допускать. Мы, говорит, ему в том присягали. Насилу за две четвертные уломал.
Марина (спокойнее). Ну и что ж?
Дробадонов (поглядывая на нее). Он сумасшедший, люба!
Пауза. Марина смотрит на свои ногти.
Пространства никакого нет там, теснота одна и очень уж зловонно. Так стойлицо, а посередине кровать, и он лежит, под мышки и в коленях перевязан.
Марина (равнодушно). Это на что он связан?
Дробадонов. Нельзя, говорят, не вязать: встоскуется, начнет метаться, плакать, о стены бьется, а ночью намедни голову, говорит, в решетку в окне завязил. (Пауза.) Истомили они его тем, что отпуску ему никуда нет: совсем узнать его нельзя. Другие прочие хоть в коридор выпускаются, а он никуда… Маринушка, что ж ты молчишь?
Марина (сдвигая брови). А? (Вздыхает.)
Дробадонов (тихо). Я дал еще десятку, чтоб его пустили погулять по коридору. Обещали. Нонче Фирса не будет: погода, и он головы из Петербурга дожидается; они и пустят. (Смотрит на свои карманные часы.) Э, да уж он теперь разминается, гуляет… Марина Николавна! скажи ж по крайности спасибо! (Трогает ее за руку.)
Марина (раздумчиво). Скажи, пожалуйста… не знаешь ты, что это такое значит: что ты мне говоришь о нем, а мне его… совсем не жаль?.. Мне словно никогда его и не было.
Дробадонов. Что ты это говоришь-то это? Кого ты обманываешь?
Марина (пожав плечами). Нет, право!
Дробадонов. Да это что ж такое?.. Послушай! Милушка! Марина Николавна!.. Да что ж ты молчишь?.. (Трясет ее за плечо; она сидит в том же положении.) Ты вот послушай-ка, что люди-то говорят: это хорошо, говорят, что он в сумасшедшем отсидится, а то бы, говорят, его за голову в каторгу сослали. И Минутка, как уезжал, это то же самое говорил… (Опять трогает ее.) Да что же ты пугаешь меня, что ли, Марина Николавна? (Трясет ее за плечо.) Ну, а если пугаешь, так я тебе и не скажу…
Пауза.
(Дробадонов смотрит на Марину.) Так и уеду в Питер… Да; вот через два часа и уеду, потому мне жаль его… я на него сегодня смотреть не мог… а ты каменная… сердце-то у тебя из стали, из стали сделано… Я бы, может быть, мог и тебя свести теперь показать его… да что ж брать бесчувственную… (В отчаянии со всей силы качает ее взад и вперед за плечи.) Да что же ты — окаменела, что ли!
Марина (не слыша). Чего тебе?
Дробадонов. Да ты скажи, мол, отвяжись ты, что ли, прочь!
Марина (задумчиво). Мне не нужно его видеть… Ты не слыхал, как женщины, которые от родов умирают, детей своих видеть не хотят, — так и он мне… (махнув рукой) не нужно! Я им измучилась… Я исслабела, все это в себе всю жизнь носивши… Теперь мне и его не жалко.
Дробадонов. Что ты это, девушка! Бог с тобой! Сто дней бодрилась — и вдруг на сто первом…
Марина. На сто первом кнуте, Калина Дмитрич, люди умирали.
Дробадонов. Перестань! стыдись! У бога много дней.
Марина. В лютой поре все дни бывают люты. (Вскинув головою.) Что мать моя у тебя, как живет? Успокой ты ее.
Дробадонов. Сударушка ты моя! Будь только ты-то в своем виде; а я не хвастал тебе: я ей уж келийку ставлю против бани на огороде и девчонку в няньки приставлю к ней.
Марина. Сбереги ее.
Дробадонов. Как мать родную, сберегу.
За сценою слышны шум и легкий треск, как бы пошатнулся забор. Челночек, при первом звуке этого шума, кидается к двери, откидывает крючок и теми же стопами, крадучись, опять скрывается.
Марина (протягивая Дробадонову руку). Накажешь верить этому?
Дробадонов (сжимая ее руку.) Как счастья тебе желаю, как люблю тебя.
Марина (удерживая в своей руке его руку и глядя в лицо его). Спасибо тебе за твою дружбу; два спасиба за твою любовь.
Дробадонов конфузится.
Чего ты застыдился? Мне кажется, что я уж вся истлела, что все равно, что нет меня… Что стыдиться, что любил? Я это знала.
Дробадонов (утирает слезу). Да что ж с тобою?
Марина. Спроси ж вот! Исслабела.
Повторяется сильнее шум.
Дробадонов (в испуге). Что это значит? Марина (спокойно). Пойди, взгляни.
Дробадонов уходит.
Марина одна и Челночек (спрятанный, но беспрестанно выставляющийся).
Марина. Одна! одна, целый век одна, а горя столько, что не знаешь, к которому лицом оборачиваться… (Пауза.) Калина Дмитрич поедет в Петербург, а я за ним вслед ночью уйду куда глаза глядят, и будь уж то, что в судьбе моей написано!
Те же и Дробадонов.
Дробадонов (вбегает встревоженный и смущенный, но старается скрыть это). Скажи, пожалуйста, ты не помнишь, у нас, как мы здесь сидели, дверь заперта была?
Марина. Разумеется, была заперта.
Дробадонов. Гм, странно!
Опять шум, уже несравненно больший и постоянно увеличивающийся до следующего явления.
Шумит это ветер; а все дело скверно. Ты не сказала мне, что тебя видели.
Челночек крадется и снова откидывает крючок и опять прячется.
Там мать твоя с моею матушкой поссорились и… я не знаю… Мой совет… про всякий случай куда б нибудь тебе отсюдова пока уйти… Куда? (Думает.)
В это время шум вдруг увеличивается, дверь растворяется, и на пороге появляется Князев, а за ним еще видно несколько голов. Дробадонов бросается на них с неистовым криком, выбрасывает их за порог и схватывается за двери.
Га! так это вот кто вместе с бурею ходит! Марина Николавна, заступ дай мне! лом подай! пешню! (Держась за дверную скобу, борется с усилиями тех, которые рвут дверь снаружи.)
Челночек ползет на четвереньках, чтобы схватить Дробадонова за ноги. Дверь то отворится усилиями внешней партии, то усилиями Дробадонова снова захлопнется. За сценою голос Князева: «Ломай в мою голову!»
Марина (с возвратившеюся мгновенно энергией). Вот он, судеб решитель! (Берет из-под стола сверток с мышьяком, торопливо бросает в рот щепоть яду и, захлебнув из кувшина, идет смелою, решительной походкой к Дробадонову. В это мгновенье Челночек уже готов схватить ноги Дробадонова, но Марина дает ему презрительно толчок по лицу тыловою частью левой кисти. Челночек отскакивает, держась за щеку. Марина берет за обе руки Дробадонова.) Пусти! (Отрывает его руки.) Меня никто отсюда не возьмет.
Те же и Фирс Князев в сопровождении многих мещан, квартального и полицейских.
Князев (входя). Здорово, добрый друг Калина Дмитрич! (Ядовито Марине.) Болтают люди, что будто здесь кто-то чужих жен скрывает. Должно быть, врут.
Марина. А ты еще не радуйся. Что не в руках, тем не играй покудова.
Князев (полицейским). Берите ее!
Челночек прежде всех схватывает Марину сзади за локти. Марина презрительно на него оглядывается и не сопротивляется.
Челночек (Марине). Не своей волей, Марина Николавна: начальство приказывает. (Глядя на Князева.) Должны мы, его подначальные, слушаться. (Кивает полицейским.) Подай веревочку!