Книга особого успеха не имела, ибо, как отмечали ее американские издатели, «интерес вызывается критическим подходом», а не чрезмерным захваливанием.
Последующие пять лет ежегодно в свет выходил новый роман Купера. Первые два были посвящены событиям, происшедшим на американском континенте во второй половине XVII— начале XVIII века. «Плакальщица из Виштон-виша» (1829) — сентиментальная история из жизни старого американского колониста Марка Хиткота и его семьи. В ней действуют коварные и благородные индейцы, происходят тайные исчезновения и необычайные приключения. Роман имел большой успех во Франции.
«Морская волшебница, или Бороздящий океаны» (1830) снова переносила читателей в так любимую Купером морскую стихию. В центре романа — пират и контрабандист по прозвищу Бороздящий океаны. Романтическая история его приключений, похищения и спасения двух богатых наследниц рассказана писателем на фоне жизни приморского городка Нью-Йорка, тесно связанного с морем. Купер идеализирует и Нью-Йорк начала XVIII века, и его богатых торговцев, и отношения между белыми и неграми. В этом смысле «Морская волшебница» сродни «Взглядам на американцев» и отражает реакцию писателя на повсеместное непонимание высшими кругами европейцев происходящего в Америке. Купер хорошо видел недостатки своей родной страны, но ностальгия и полемический запал вызывали к жизни произведения, в которых американская действительность выглядела приукрашенной и идеализированной.
Политические бури, разыгрывавшиеся в эти годы на континенте Европы, и особенно события свергнувшей власть династии Бурбонов июльской революции 1830 года во Франции, не могли не наложить своего отпечатка на мировоззрение Купера и на его творчество. Вряд ли случайно, что три следующих романа писатель посвящает событиям в Европе.
Первый и наиболее значительный из них — «Браво» (1831) — описывает жизнь в Венецианской республике начала XVIII века. История любви неаполитанского герцога Камилло Монфорте и богатой венецианки Виолетты рассказана на фоне жизни, быта и нравов вольного города Венеции, переплетается с судьбой наемного убийцы на службе венецианского сената Якопо Фронтони и его возлюбленной Джельсомины. В романе любовная интрига служит путеводной нитью по хитросплетениям коридоров власти, по замысловатым переплетениям каналов и человеческих судеб. Со страниц романа встает, пользуясь определением В. Белинского, «коварная, мрачная кинжальная политика венецианской аристократии...». Не случайно и сам Купер подчеркивал, что «цель этого произведения — политическая».
Несомненно, события июльской революции 1830 года во Франции, очевидцем которых был Купер, произвели на него большое впечатление. Обратившись в своем романе к временам венецианской аристократической республики, в которой властвовала финансовая и торговая буржуазия, писатель показывает корыстные низменные цели ее правителей, разоблачает царившие в ней ложь, насилие, лицемерие и подкуп. Тем самым Купер осуждал не только политические системы континентальной Европы, но и предупреждал о тех опасностях, которыми угрожало его родине нарождающееся господство олигархии финансистов и торговцев.
В истории жизни и смерти простого венецианца Якопо Фронтони, ставшего наемным полицейским убийцей, чтобы облегчить участь своего брошенного в тюрьму отца, как в капле воды отразились самые низменные, закулисные стороны деятельности буржуазной республики. Срывая маску с ее отвратительного лица, Купер тем самым предупреждал своих соотечественников о тех опасностях, которые ожидают их впереди. Он не проводил в своем романе исторических параллелей, не делал прямых сравнений между Венецией и Соединенными Штатами, а просто рассказывал романтическую историю двух влюбленных, лишь изредка отвлекаясь, чтобы «познакомить читателя с особенностями государственного устройства страны, о которой мы рассказываем...».
Писатель подчеркивает, что Венеция — республика. И тем не менее «основу венецианской политики составляли сословные различия, ни в коей мере не определявшиеся волей большинства. Власть, хотя и не принадлежавшая одному человеку, была здесь наследственным правом не в меньшей степени, чем в странах, где она открыто признавалась даром провидения».
Как видим, Купер не видел слишком большого различия между властью в монархическом государстве и в стране с буржуазно-демократическим устройством. Современные исследователи творчества писателя полагают, что подобные выводы явились не только в результате наблюдения за всем происходящим в Европе, но и в известной мере определялись мыслями о развитии событий в самих Соединенных Штатах Америки. Постепенный переход власти в руки финансовых тузов и коммерсантов вызывал внутренний протест у писателя, который полагал, что исконная земельная аристократия более приспособлена править государством, чем новоявленные выскочки на ниве банковского дела и торговли.