— Это не правда, — сказал Хубер.
— Ты назвал меня лгуном? — завопил Эккард.
— Совершенно верно.
Лицо Эккарда побагровело еще больше, но Хубер по-прежнему чувствовал его торжество. Эккард словно знал, что одержит здесь победу. Но в чем состояла эта победа? Эккард повернулся к Судейской Комиссии.
— И вы собираетесь ставить слова торговца из джунглей, который стоит наравне с бродягами, выше слова одного из ваших самых уважаемых граждан, человека, с которым вы много лет имели дело?
Комиссия зашевелилась.
— Но необходимы какие-нибудь доказательства, мистер Эккард, — извиняющимся тоном сказал один из Комиссии.
— Ладно, я дам вам свидетельские показания, если уж так хотите. Я видел, что это сделала змея.
По залу снова прошел вздох, как дуновение ветра. На сей раз он был сильнее. И гнев в людях тоже усилился.
— Ты убьешь эту жирную тварь? — мысленно спросил Хатор.
— Нет.
— Но он же лжет...
— Что-то стоит за его ложью. Замолчи пока что. — Хубер повернулся к Комиссии. — Я очень сожалею, что это произошло. Хатор отдается на милость суда.
— Что? Ты отдаешь меня этим проклятым людям? — мысленно завопил Хатор.
— Спокойно, — так же мысленно ответил ему Хубер.
Судейская Комиссия и даже Эккард выглядели недоуменными. У Эккарда даже появилось на лице сомнение, словно он заподозрил, что его как-то надули.
— Вы признаете, что змея виновна в том, что я сказал?
— Признаю, — ответил Хубер.
— Тогда я требую смертной казни. Нельзя оставлять на свободе такую угрозу жизни и собственности людей. Да он ведь может сжечь дотла мой дом и мой склад, так же легко, как сжег этого мальчишку, если захочет.
— Гм... — промычал Хубер.
Этого он не ожидал.
— Приговаривается Комиссией к смертной казни, — сказал председатель Комиссии. — Конвер Хатор должен быть заперт до восхода солнца, после чего должен быть выведен из камеры и расстрелян.
Эккард весь сиял от торжества. Он одержал свою победу. Гнев сидящих в зале все рос.
— Джон, что ты делаешь? — мысленно возопил Хатор.
— Помогаю тебе, они никогда не расстреляют тебя.
— И мы также постановляем, — продолжал председатель, — чтобы торговец Джон Хубер был заперт и содержан под охраной до выполнения приговора, после чего ему следует дать двадцать плетей и выгнать из города.
Хубер молчал.
— Я заберу оружие или что там у тебя в кармане, — сказал за его спиной шериф.
ИХ ОБОИХ ЗАПЕРЛИ в одной камере. Каменные стены, ни окон, ни других отверстий, кроме решетки, заменяющей дверь. За дверью в узком коридорчике стояли на страже двое. Оба были вооружены винтовками, примитивным, но смертоносным оружием. В коридорчик падал свет от двух фонарей, освещавших зал.
— Они люди и не повредят нам, — язвительно сказал Хатор, разумеется, мысленно.
Хубер молчал. Лица охранников были жестокими, тупыми, и больше походили на лица преступников, бежавших с Земли и нашедших убежище здесь, в этой примитивной деревушке.
— Типичные люди! — продолжал бушевать Хатор. — Типичные представители кровожадной расы. И почему я всегда попадаю в такие заварушки?
— Да успокойся ты, — буркнул Хубер.
— Тебе легко говорить. Это ведь не тебя расстреляют поутру.
— Я буду считать себя очень удачливым, если буду еще жив, когда наступит утро.
— Что? Есть что-то, чего ты мне не сказал?
— Ты кое о ком забыл.
— О Тезанни'!
— О ком же еще?
Хатор задрожал.
— Джон, мы должны выбраться отсюда. Зачем ты сказал, что я сжег того мальчика?
— Я просто пытаюсь спасти нас обоих до утра.
— А? Что? До утра?
— Да. Когда нашли обожженного мальчика, я понял, что нам очень повезет, если мы утром все еще будем живы. Тезанни очень близко, Хатор. Я признался, что ты сжег мальчика, чтобы тебя заперли. Запертый ты не стал бы источником опасности ни для кого, ни для Тезанни, ни для людей. А если ты не станешь стоять ни у кого на пути, то будешь в безопасности.
— Понимаю. Это совсем другое дело.
— Надеюсь, что так. Но я неправильно рассчитал, и заперли нас обоих. Однако, это не так уж плохо. Мы будем заперты, и грязные делишки произойдут без нас. Таким образом у нас будет возможность узнать о них.
— Понимаю... Иногда я восхищаюсь жестокой изобретательностью вас, людей. Вы соображаете так быстро и рассматриваете столько возможностей, что вас трудно прочесть. Ни один конвер никогда не стал бы мыслить так, как мыслите вы в такой ситуации...