1
Меня не трогают
Ночной шатер, тревог уют,
Ни эти ткани шелка синие,
Ни то, что главы в белом инее.
2
Я коснулся теплым локтем
Влас, друзей ночному ворону.
А мост царапал ногтем
Пехотинца, бежавшего в сторону!
3
Чесала гребнем смерть себя,
Свои могучие власы,
И мошки ненужных жизней
Напрасно хотели ее укусить.
4
Меня не трогают
Простой шатер, тревог уют…
Те, помолчавши, шепчут: няня!
Своим испугом сердце раня.
5
Но вот светлейший… строгий рот.
Гонец усталый у ворот.
Ты сорвала цветок, заплакав!
«Очаков пал! У ног Очаков!»
1915
«Я коснулся моим локтем…»
Я коснулся моим локтем
Теплой груди:
Просыпайся, веселия дочь!
А мост царапал ногтем
Пехотинца, бежавшего прочь.
Этот мост – утонувшие люди.
Чесала гребнем смерть себя,
Свои могучие власы,
И мошки ненужных жизней
Напрасно хотели войну укусить.
Их облако густое
Венок могил устоя.
О, Богатырша!
Волосы ширше и ширше:
Из них я сделаю себе подушку,
Тебя когда-то окорнаю.
1915, 1922
«Табун шагов, чугун слонов, ведемте в храмы…»
Табун шагов, чугун слонов, ведемте в храмы
Гулкую поступь шагов! Моря хоботных тел,
Скачемте вместе, Самы и Самы!
Венок на бабра! повесим сонно.
Горлинок к пушкам снаряды носить заставим.
Иволги будут ковать копье золотое войны.
Много нас, 10 – ничто, друзей единицы!
Похитим коней с Чартомлыцкого блюда.
Ученее волка, первого писаря Русской земли,
Гражданина мира первого, волка
Прославим мертвые резцы коня.
Шеи сломим наречьям, точно галчатам.
Нам наскучило их «га-га-га».
Буги! вперед!
Наденем намордник вселенной, чтоб не кусала нас, юношей,
И пойдем около белых и узких борзых.
Лютики выкрасим кровью разбитой руки о зубы вселенной.
А из Пушкина трупов кумирных – пушек наделаем сна.
1915
«Сегодня строгою боярыней Бориса Годунова…»
Сегодня строгою боярыней Бориса Годунова
Проплыли вы, как лебедь в озере.
Я не ожидал от вас иного,
И я забыл прочесть письмо зари.
А помните: вчера русалкою,
Маша, как серый млин, руками,
Гнались утех русалки,
Поссорив стадо с пастухами?
И те бегут, оторопев,
И, пятясь, дразнят вас: «русалка!»
Плохой пример для сельских дев:
Им суждены кудель и прялка.
А помните: туземною богиней
Смотрели вы умно и горячо,
И косы падали вечерней голубиней
На ваше смуглое плечо?
Ведь это вы сидели в ниве,
Играя полночью на нитях кос.
Ведь это вы, чтоб сделаться красивей,
Покрылись медом – радость ос.
Вы долго смотрели на мой немного измученный лоб
И говорили устало: «Еще расскажите», –
Словарь моих первых зазноб.
Мы вместе сидели на скошенном жите,
Здесь не было «да», но не будет и «но»,
Что было – забыли, что будет – не знаем.
Здесь Божия Матерь мыла рядно,
И голубь садится на темя за чаем.
1916
«Где на олене суровый король…»
Где на олене суровый король
Вышел из сумрака северных зорь,
Где белое, белое – милая боль,
Точно грыз голубя милого хорь.
Где ищет белых мотыльков
Его суровое бревно,
И рядом темно молоко –
Так снежен конь. На нем Оно!
Оно струит, как темный мед,
Свои целуемые косы.
На гриве бьется. Кто поймет,
Что здесь живут великороссы?
Ее речными именами
Людей одену голоса я.
Нога качает стременами,
Желтея смугло и босая.
<1916>
О принципах подготовки издания
Новое Собрание сочинений Хлебникова отличается от прежнего и единственного Собрания произведений, издававшегося под редакцией Ю. Н. Тынянова и Н. Л. Степанова в 1928–1933 гг., общим планом, значительно большим объемом, включающим как неопубликованные, так и публиковавшиеся ранее, но не входившие в Собрание произведения, и, главное, основными правилами подготовки текстов. В текстологическом отношении оно опирается, хотя и с существенными оговорками, на опыт публикации Неизданных произведений 1940 г., подготовленных Т. С. Грицем и Н. И. Харджиевым.