«Всем лозунгам я верил до конца…»
Всем лозунгам я верил до конца
И молчаливо следовал за ними,
Как шли в огонь во Сына, во Отца,
Во голубя Святого Духа имя.
И если в прах рассыпалась скала,
И бездна разверзается, немая,
И ежели ошибочка была —
Вину и на себя я принимаю.
«Начинается новое время…»
Начинается новое время —
Та эпоха, что после моей.
Это, верно, случилось со всеми.
Это многим досталось больней.
Очень многие очень честные,
Те, что издавна были честны,
Были, словно автобусы местные,
Безо всякого отменены.
Очень многие очень хорошие
За свое большое добро
Были брошены рваной калошею
В опоганенное ведро.
Я уволен с мундиром и пенсией,
Я похвастаться даже могу —
Отступаю, но все-таки с песнею,
Отхожу — не бегом бегу.
Буду смирненько жить, уютненько,
Буду чай на газе греть.
Буду, словно собака из спутника,
На далекую землю глядеть.
Буду лесенкой или елочкой
Переводы кропать в тишине,
Буду, словно подросток, в щелочку
Озирать недоступное мне.
Буду думать о долге и совести,
Буду дружбу ценить и любовь.
Буду ждать, пока новые новости
Удивят эту старую новь.
«Парторг вылетает четвертым…»
Парторг вылетает четвертым,
Но первым вставал комиссар,
Живым подавая и мертвым
Пример,
чтобы их потрясал.
Четвертым парторг вылетает
И знает: вернется в семью,
А ветер давно заметает
Простую могилу твою.
Товарищи комиссары,
Товарищи политруки,
Товарищи замполиты,
Что на ноги были легки,
Что спали по часу в неделю,
А ели — по сухарю.
Неужто вы не задели
Сердца!
Я вам говорю!
Неужто красные звезды,
Горевшие на рукавах,
Упали и просто сгорели,
И ветер развеял прах.
Шинели стыдиться не хочется,
Бока укрывавшей едва,
Судьбы моей, словно летчица,
Выруливавшей на У-2[5],
Лозунгов, что выкрикивал,
Митингов, что проводил,
Окопа — я первым выпрыгивал,
Людей за собой выводил.
ДЕМАСКИРОВКА
Человека лишили улыбки
(Ни к чему человеку она),
А полученные по ошибке
Разноцветные ордена
Тоже сняли, сорвали, свинтили,
А лицо ему осветили
Темноголубизной синяков,
Чтобы видели, кто таков.
Камуфлированный человеком
И одетый, как человек,
Вдруг почувствовал, как по векам
В первый раз за тот полувек,
Что он прожил, вдруг расплывается,
Заливает ему глаза, —
«Как, — подумал он, — называется
Тепломокрое это?» —
слеза.
И стремившийся слыть железным
Покупает конверт с цветком,
Пишет: я хочу быть полезным.
Не хочу я быть дураком.
У меня хорошая память,
Языки-то я честно учил,
Я могу отслужить, исправить,
То, что я заслужил, отмочил.
Я могу восполнить потери,
Я найду свой правильный путь.
Мне бы должность сонной тетери
В канцелярии где-нибудь.
«Осознавать необходимость…»
Осознавать необходимость
И называть ее свободой,
И признавать непобедимость,
И чествовать поспешной одой —
Не торопитесь.
Для осознанья нужно знанье
Предмета, безо всякой узости.
А слишком скорое признанье
Свидетельствует лишь о трусости,
А также — глупости.
ВЕРИЛ?
Я беру краткосрочный отпуск,
Добываю пропуск и допуск
И в большую читальню иду,
И выписываю подшивки,
И смотрю на большую беду,
Ту, что к старым газетам подшита.
Лица Постышева или Косарева[6],
Простота, прямота этих лиц:
Не воздали кесарю кесарево
И не пали пред кесарем ниц.
Вот они на заводах и стройках
Зажигают большие огни.
Вот они в сообщительных строках,
Что враги народа они.
Я в Дворце пионеров, в Харькове,
Где артисты читали Горького
И огромный кружок полярников
Летом ездил по полюсам,
Видел Павла Петровича Постышева.
Персонально видел. Я — сам.
Пионер — с 28-го,
Комсомолец — чуть погодя,
Сашу Косарева — мирового,
Комсомольского помню вождя.
Я по ихним меркам мерил
Все дела и слова всегда.
Мой ответ на вопрос: «Верил?»
— Верил им. Про них — никогда.
вернуться
5
вернуться
6