Выбрать главу

«По кругу Дома творчества…»

По кругу Дома творчества Медлительно мечутся Самоуверенные, Себялюбивые, Не уважающие себя писатели. Они думают: В городе кислородное голодание, Здесь природа, сыр-бор. Спокойно дождусь переиздания. Протяну до тех пор. Они думают: Жизнь прошла Шумно, хлопотно, нескладно. Ни двора, ни кола. Дом творчества есть и ладно. Они думают: Навстречу идущий Ругал меня в тридцать пятом году. О, ты, загребущий и завидущий, Подай тебе господи болезнь и беду. Они думают: До обеда Ровно два с половиной часа. А сколько до смерти? Ее не объеду, Она уже подает голоса. Как змея, заглатывающая свой хвост, В сущности, очень прост Пережевывающий без риска Воспоминаний огрызки Писатель в Доме творчества.

«Разговаривать неохота…»

Разговаривать неохота Ни обрадованно, ни едко. Я разведка, а вы пехота. Вы пехота, а мы разведка.
Мы окопов ваших не строим. Мы не ходим державным шагом. Не роимся вашим роем Под развернутым вашим флагом.
Вы — хорошие. Мы — другие. Мы — без денег и без моторов. Мы — не черная металлургия. Мы — промышленность редких металлов.
Мы — выигрыш. Вы — зарплата. Вы — нормальные, вроде плана. Мы — цветастые, как заплата На дырявой спине цыгана.
Уважаю вашу дельность, Сметку, хватку, толковость, серьезность, Но люблю свою отдельность, Единичность или розность.

«Меня не обгонят — я не гонюсь…»

Меня не обгонят — я не гонюсь. Не обойдут — я не иду. Не согнут — я не гнусь. Я просто слушаю людскую беду.
Я гореприемник, и я вместительней Радиоприемников всех систем, Берущих все — от песенки обольстительной До крика — всем, всем, всем.
Я не начальство: меня не просят. Я не полиция: мне не доносят. Я не советую, не утешаю. Я обобщаю и возглашаю.
Я умещаю в краткие строки — В двадцать плюс-минус десять строк — Семнадцатилетние длинные сроки И даже смерти бессрочный срок.
На все веселье поэзии нашей, На звон, на гром, на сложность, на блеск Нужен простой, как ячная каша, Нужен один, чтоб звону без, И я занимаю это место.

«Жалкой жажды славы — не выкажу …»

Жалкой жажды славы — не выкажу — Ни в победу, ни в беду. Я свои луга                   еще выкошу. Я свои алмазы —                           найду.
Честь и слава. Никогда еще Это не было так далеко. Словно сытому с голодающим Им друг друга понять нелегко.
Словно сельский учитель пения, Сорок лет голоса ищу. И поганую доблесть терпения, Как лимон — в горшке ращу.

«Завяжи меня узелком на платке…»

Завяжи меня узелком на платке. Подержи меня в крепкой руке. Положи меня в темь, в тишину и в тень, На худой конец и про черный день. Я — ржавый гвоздь, что идет на гроба. Я сгожусь судьбине, а не судьбе. Покуда обильны твои хлеба, Зачем я тебе?

ПРИМЕЧАНИЯ

Время полного собрания сочинений Б. А. Слуцкого еще не пришло. И дело не только в том, что большое количество его произведений — поэтических в первую очередь — никогда не публиковалось и, следовательно, не прошло даже первоначальной «читательской обкатки». И даже не в том, что такому изданию должна предшествовать большая и многосторонняя работа по изучению и творчества, и творческого пути поэта, в частности, скрупулезное исследование хотя бы приблизительных датировок рабочих тетрадей и отдельных стихотворений (уже сейчас известно, что Слуцкий лишь в редчайших случаях проставлял под своими стихотворениями даты их написания, да и те, что все же проставлены, не всегда достоверны — это касается прежде всего периода 40–50-х годов). Дело в том, что нашему читающему обществу и обществу вообще «полный» Слуцкий пока что, кажется, и не требуется.

Тем не менее уже ощущается необходимость собрать воедино наиболее ценное из того, что было опубликовано им при жизни и что оказалось возможным опубликовать после его смерти (за пять лет, прошедших со дня его кончины в феврале 1986 года, в печати появилось — в журналах, газетах, альманахах, в нововышедших книгах поэта — более 1000 стихотворных текстов). Эту задачу и призвано исполнить настоящее издание.

Перед составителями любого репрезентативного издания сочинений Слуцкого неизбежно вновь и вновь будет вставать вопрос об определении принципа расположения поэтических текстов, как встал он однажды перед самим поэтом. Готовя в начале 1977 года к печати свое «Избранное» (оно вышло в издательстве «Художественная литература» через три года, в которые поэт, будучи тяжелобольным, уже никакого участия в его судьбе не принимал), Слуцкий оказался перед дилеммой: выстроить ли его по девяти авторским сборникам (восемь уже существовали, девятый — «Неоконченные споры» — был только что сдан в «Советский писатель» и в следующем году вышел в свет) или воспользоваться тематическим принципом, удачно примененным в большинстве его сборников. Об этом Слуцкий советовался и с другими, в частности, с автором настоящих примечаний. Предложенный мною обычный хронологический принцип Слуцкий был вынужден отвергнуть по указанной выше причине (тогда-то я впервые услышал от него самого и об отсутствии датировок, и о неверных, «камуфляжных» датах).