Осыпаны снегами,
окутаны ночами,
встречались мы с врагами
грозящими очами.
Но встал свободы вестник,
подобный вешним водам,
винтами мрачных лестниц
взлетевший по заводам.
От слов его синели
и плавились металлы,
и ало пламенели
рабочие кварталы.
Его напевы проще,
чем капли снеготая,
но он запел – и площадь
замолкла, как пустая.
Рабочие России,
мы жизнь свою сломаем,
но будет мир красивей
цветущий Первым маем!
Не серый мрамор крылец,
не желтый жир паркета –
для нас теперь раскрылись
все пять объятий света.
Разрушим смерть и казни,
сорвем клыки рогаток, –
мы правим правды праздник
над праздностью богатых.
Не загремит «ура» у них,
когда идет свобода.
Он вырван, черный браунинг,
из рук врагов народа.
И выбит в небе дней шаг,
и нас сдержать не могут:
везде сердца беднейших
ударили тревогу.
Над гулом трудных будней
железное терпенье
полней и многотрудней
машин шипящих пенья.
Греми ж, земля глухая,
заводов дым вздымая,
цвети, благоухая,
рабочий праздник мая!
1920
Кумач
Красные зори,
красный восход,
красные речи
у Красных ворот,
и красный,
на площади Красной,
народ.
У нас пирогами
изба красна,
у нас над лугами
горит весна.
И красный кумач
на клиньях рубах,
и сходим с ума
о красных губах.
И в красном лесу
бродит красный зверь…
И в эту красу
прошумела смерть.
Нас толпами сбили,
согнали в ряды,
мы красные в небо
врубили следы.
За дулами дула,
за рядом ряд,
и полымем сдуло
царей и царят.
Не прежнею спесью
наш разум строг,
но новые песни
все с красных строк.
Гляди ж, дозирая,
веков Калита:
вся площадь до края
огнем налита!
Краснейте же, зори,
закат и восход,
краснейте же, души,
у Красных ворот!
Красуйся над миром,
мой красный народ!
[1920]
Радиовесть
Сенсацией заграничных газет
является вновь всплывшая гипотеза
о световых сигналах с Марса,
подтверждаемая такими авторитетами,
как Маркони и др.
Из газет.
Радио с Марса! Радио с Марса!
Неужели правда? Неправда! Нет!!
Прыжки огромного желтого барса,
распластанного между планет.
Маркони, к ответу! Маркони, скорее!
И – только рот отверст:
сморщились мысли, сверкнув и прореяв
пятьдесят миллионов верст.
Пятьдесят сияющих миллионов
обухом пали на череп земле,
на которой гнусили: «…Во время оно…»
И брехал на жизнь пистолет.
И люди, не чуя горящих подметок,
бросая детей и давя стариков,
помчались, сбивая плевки пулемета,
глазеть на свершенное чудо веков.
– Неужели ж не бред? Неужели не сон?
– Какое! Слепые от света мечутся!!
– Тише!!!
«Земля. Говорит Эдисон».
«О-т-в-е-ч-а-е-т
с-ы-н ч-е-л-о-в-е-ч-е-с-к-и-й».
[1920]
Сказ
Бедности дней,
сумраку дней,
нищенству дней
Жизнь – все видней,
боль – все родней.
Сердце, бледней!
Сказка – как быль,
были – что бред, –
в серый ковыль
втоптанный след.
Взвит над страной
крик громовой:
«Встань предо мной,
как лист пред травой!»
Ванька-дурак,
черная кость,
свищет в кулак
в сумрак и в злость.
Сердцу – напасть
стиснулось в ком.
Что мне за сласть
в свисте таком?
Катится свист,
валится лист.
Это я сам
вьюсь по лесам?
Мчусь целиной?
Вьюсь синевой? –
«Встань предо мной,
как лист пред травой!»
Впали бока
в пенном поту,
чья-то рука –
хвать на лету!
В ухо мне влез,
вылез в уста,
стал перед лес
чист, как хрусталь
Цвет ковылей
сломит ли злость?
Ярче белей,
конская кость!
Бедности дней!
Жалости дней!
Милости дней!
Жизнь – все видней!
Боль – все родней!
Сердце, бледней!
1919
Ответ