Октябрь 1924 г.
Парад семилетия
Красноармейцы,
на парад!
Семь полных залпов прозвучало,
семь лет истории промчало, –
ряды выравнивать пора.
Мы бились с тысячным врагом,
как зуд, на теле высыпавшим,
как сыпь, слитом на теле нашем,
как струп, покрывшим нас кругом.
Морозы розово трещали,
и зуб не попадал на зуб,
и эту сыпь, и этот зуд
штыками с тела мы счищали.
В нас кровь, казалось, замерла, –
такие вьюги в сердце дули!
Мы отходили тяжко к Туле,
мы отступали до Орла.
Казалось, злые вечера
покрылись сукровицей навек,
и в жизнь вошел звериный навык,
и стало призрачно вчера.
И только мысль: Москва жива! –
нам размораживала жилы,
костром сторожевым служила
и мозг умела разжигать;
И эта мысль, как медь звонка,
нам горло зажимала в голод,
и отрывала мертвый молот
от заржавелого станка;
И обжигала нам лицо
живым огнем добытой воли,
и вновь гнала в глухое поле
на сшибку с белым мертвецом;
И уносила нас опять
в атаку – танки брать руками,
на жерла пушек – со штыками,
сквозь эти годы торопя.
Красноармейцы
на парад!
Сто лет история умчала:
мы положили ей начало, –
считаться с нами ей пора.
Смотрите: вот стоит, грозна,
всех стран рабочая опора.
Она сухим держала порох, –
ее легко ли не признать?!
Она жива, Москва, жива,
и не сломить ее вожатых,
как в тех годах, тоской зажатых,
не умещаемых в словах.
И каждый блузник встретить рад,
семь лет забрезжившую ало,
звезду Интернационала,
вплывающую на парад.
1924
В атаку тьмы
Пока не видать
страды боевой,
колючей проволоки
да окопов, –
красноармеец,
с лица своего
сотри не только
пороха копоть.
Не ею одной
нам слепили глаза,
пугали рабочих
и гнали назад.
Чтоб не было нам
не видно ни зги,
сильнее,
чем ядовитейшим газом,
невежеством
нас одуряли враги,
глаза выжигали,
мутили разум.
Нынче ж,
вдали от военной грозы,
спешно
заучивай знаний азы.
Нам не на то
надо надеяться,
что больше буржуи
нас не тронут.
Пусть все передохнут
белогвардейцы,
но не исчезнет
невежества фронт.
В отпуск вернувшись
в свою Рязань,
черную ночь
звездой разрезай.
В работу бери
недотяп и раззяв,
книгу в глаза
и в руки перо им.
Эту лишь грозную
крепость взяв,
станешь ты подлинно
красным героем.
В дебри лесов,
в сумрак полей
звездный луч
с шишака пролей.
Проклятого прошлого
волчьи ямы
сумеем найти
и выровнять
мы.
Красноармейцы,
сурово и прямо
маршем походным –
в атаку тьмы!
1925
Реквием
Если день смерк,
если звук смолк,
все же бегут вверх
соки сосновых смол.
С горем наперевес,
горло бедой сжав,
фабрик и деревень
заговори, шаг:
«Тяжек и глух гроб,
скован и смыт смех,
низко пригнуть смогло
горе к земле всех!
Если умолк один,
даже и самый живой,
тысячами родин,
жизнь, отмсти за него!»
С горем наперевес,
зубы бедой сжав,
фабрик и деревень
ширься, гуди, шаг: