Годовщина смерти вождя
1
Зачем стихами
писать об этом?
Что выдумать тут
стиху,
где горе
в горле –
куском непропетым,
где строки
болью текут?!
Затем стихами,
чтоб не стихали
тот говор
и тот рассказ,
чтоб бились сами,
гремя сердцами,
боль,
гнев,
тоска!
Чтоб не скипелась душа,
жалея,
чтоб не затмился
свет,
чтоб не зальдился
у Мавзолея
его
неостывший след.
Снова, снова
холод жестокий
по избам
глухих волостей
от Ташкента
до Владивостока
пронизывает до костей.
Снова рабочий,
снова крестьянин
нынешним
зимним днем,
голову свесив
между горстями,
затосковал
о нем.
Какими ж словами
утишить боль ту,
на тысячах
мглистых миль,
которая мчится,
как мчится по льду
гонимая ветром пыль?
Только – припомнив
голос и поступь,
прильнув
к родному лицу,
спеть о нем тихо,
спеть о нем просто,
как ветер
поет в лесу.
2
Нету слов об этом…
Песня,
честной будь!
По его заветам
направляй свой путь.
Будь, как можешь, проще
и других скромней.
Вот – опять та площадь
и ряды камней.
И простая кепка,
что весь мир вела,
и тугая,
крепко
сжатая скула.
И в порыве локоть,
как кирка – на слом,
и тревожный клекот
всюду слышных слов.
И – еще бы малость –
этих губ раствор
закрепил, казалось,
всех людей родство.
Но, его не слыша,
этим зимним днем,
песня,
тише, тише
говори о нем.
Будь простою, песня,
или – с ним замлей:
вы ведь жили вместе
на одной земле.
Проще, песня, проще,
и скромней, скромней.
Вот – опять та площадь
и ряды камней.
Город тот же самый,
тот же самый вид,
только – черной ямой
он насквозь пробит.
Он пробит навылет
черным ломом лет,
и от снежной пыли
леденеет свет.
Леденеют губы,
леденят язык.
Этой песни убыль –
только – лед слезы.
Но у дальних наций
в непробудном сне
неотступно снятся
наши лед и снег.
И, быть может, пашой
немотой над ним
всяких песен краше
мы весь мир сродним.
Будь же проще, песня,
или – с ним замлей:
вы ведь жили вместе
на одной земле.
Не могилу вырой,
замирая, стих, –
смолкнул голос мира,
ветер мира стих.
3
Поляны,
голубые от снегов…
У нас и так –
бесчисленно врагов,
они и так
нас обошли вокруг,
а этот был наш вождь,
наш брат,
наш друг!
Как мать ведет,
уча, свое дитя –
он вел
страну рабочих и крестьян…
Еще ребенка
поступь не тверда,
а уж в тоске –
поля и города.
Но не погибнем мы
от той беды:
везде –
его горячие следы.
И мы дойдем
по этому пути,
которым он
хотел нас довести.
Вы,
пролетарии далеких стран,
соединяйтесь все
в единый стан!
И ты,
заря великая,
залей
вождя умолкнувшего
Мавзолей!
1925
Сакко и Ванцетти
Об этом – не песням,
а пулям петь…
Попались двое рабочих
в сеть.
Я видел снимок –
он нем и прост:
Ванцетти и Сакко
ведут на допрос.
Деревья шумят,
солнце слепит,
песок под ногами,
как зуб, скрипит,
как стиснутый
в гневе бессильном зуб.
Насквозь этот снимок
глаза грызут!
Об этом – не песням,
а пулям петь…
Попались ребята
в тугую сеть.
Чтоб черное дело
было верней –
сгрудились ищейки
вокруг парней.
Но – пленные смотрят
смелей и бодрей,
чем те,
у которых наган на бедре,
чем те,
у которых закон и власть,
чем те,
у которых бульдожья пасть.