3
Все ждут, все ждут:
когда ж начнешь ты падать,
еще горящ,
и первая
Испании эспада
проколет хрящ.
Ведь радостнее
всех людских профессии, –
сменясь в лице,
судьбу чужую
взвесив на эфесе,
ударить в цель!
1927
«Дурацкое званье поэта…»
1
Дурацкое званье поэта
я не уступлю
никому –
ни грохоту
Нового Света,
ни славе
грядущих коммун.
Смотрите –
какое простое,
веселое слово:
весна!
С ней –
все остальное –
пустое,
с ней –
каждая строчка
ясна.
Сидите,
томитесь,
корпите
на каменном кресле
труда
в надсаде,
в натуге
в нарпите,
а это ведь –
все ерунда!
Вот выйти
и выдохнуть разом
всю гарь
человеческих дней
и метить
расширенным глазом
на то,
что больней и родней.
2
Весна
обжигает мне щеки,
за дальнюю тьму
отступив,
за щелканье счетов,
за щекот
пастушьего свиста
в степи,
за давние дни,
за тетради,
где первые звезды
растут;
весна
меня вновь лихорадит
всей свежестью
первых простуд.
И этим простором
простужен,
об тело
обсвистанных лет,
я жизнь свою вижу,
как в луже
фонарный
дробящийся
свет.
3
Должно быть,
такое же вроде
шершавое тело
у льва,
что так же,
и гол и юродив,
втесался оскалом
в бульвар,
что так же
подброшен под этот
подъезд
и прыжок этажа,
дурацкое званье поэта
гранитным хребтом
сторожа.
4
Дурацкое званье поэта
нельзя уступить
никому –
ни грохоту
Нового Света,
ни славе
грядущих коммун.
Не то
чтобы выгодно очень,
не то
чтобы славы призыв,
но –
слишком беззвучен,
безмочен
наш радио-тусклый
язык!
Я думал,
что – звезды потушит
летучий поток
этих искр,
а это –
придумали слушать
Неждановой
старенький визг.
Не формул
пресветлые диски
вращают
штурвал рулевой,
а те же
мышиные писки
вывозят нас всех
на кривой.
Я знаю,
что лучшее в мире –
над ВЦИКом
полощущий флаг.
Но ты,
стопудовая гиря,
ты прошлое,
давишь наш шаг.
5
И я
за дешевую цену
в накрашенный
впутался хор.
«На сцену,
на сцену,
на сцену,
на сцену!» –
зовет бутафор.
Как плотно
настегана вата,
как лживая маска
пестра,
как томно скулит
Травиата
со всех
бесконечных эстрад!
И наших-то дней
неуемных
грозовый
и вольный раскат –
ей дадено
втиснуть в приемник,
чтоб стала
такая тоска!
И памятно
вещее слово,
промолнийное
о том,
как – «мертвый
хватает живого»,
прикрывшись
могильным щитом…
В щепу
эти прелые доски!
Седой и слепой
их несет.
Мы сами –
взошли на подмостки
Карпатско-Синайских
высот.
6
А я
наструню
свою рифму,
поставлю на вызов –
весну,
и в ухо далекое
крикну,
и по сердцу
полосану.
И в свежие годы
вольются,
и бодрых поднимут
ребят –
родных сыновей
революций, –
что всех Травиат
истребят.
И это уж будут –
не стансы,
здесь места не станет
игре:
с широковещательных
станций
ударит
громовый декрет!..
Я вижу и чувствую
этот
разыгранный начисто
матч –
меж
званьем дурацким поэта
и розблеском
радийных мачт!