Читать онлайн "Том 1. Стихотворения и поэмы 1910-1927" - Асеев Николай Николаевич - RuLit

Все ждут, все ждут: когда ж начнешь ты падать, еще горящ, и первая Испании эспада проколет хрящ. Ведь радостнее всех людских профессии, – сменясь в лице, судьбу чужую взвесив на эфесе, ударить в цель!

Дурацкое званье поэта я не уступлю никому – ни грохоту Нового Света, ни славе грядущих коммун. Смотрите – какое простое, веселое слово: весна! С ней – все остальное – пустое, с ней – каждая строчка ясна. Сидите, томитесь, корпите на каменном кресле труда в надсаде, в натуге в нарпите, а это ведь – все ерунда! Вот выйти и выдохнуть разом всю гарь человеческих дней и метить расширенным глазом на то, что больней и родней.

Весна обжигает мне щеки, за дальнюю тьму отступив, за щелканье счетов, за щекот пастушьего свиста в степи, за давние дни, за тетради, где первые звезды растут; весна меня вновь лихорадит всей свежестью первых простуд. И этим простором простужен, об тело обсвистанных лет, я жизнь свою вижу, как в луже фонарный дробящийся свет.

Должно быть, такое же вроде шершавое тело у льва, что так же, и гол и юродив, втесался оскалом в бульвар, что так же подброшен под этот подъезд и прыжок этажа, дурацкое званье поэта гранитным хребтом сторожа.

Дурацкое званье поэта нельзя уступить никому – ни грохоту Нового Света, ни славе грядущих коммун. Не то чтобы выгодно очень, не то чтобы славы призыв, но – слишком беззвучен, безмочен наш радио-тусклый язык! Я думал, что – звезды потушит летучий поток этих искр, а это – придумали слушать Неждановой старенький визг. Не формул пресветлые диски вращают штурвал рулевой, а те же мышиные писки вывозят нас всех на кривой. Я знаю, что лучшее в мире – над ВЦИКом полощущий флаг. Но ты, стопудовая гиря, ты прошлое, давишь наш шаг.

И я за дешевую цену в накрашенный впутался хор. «На сцену, на сцену, на сцену, на сцену!» – зовет бутафор. Как плотно настегана вата, как лживая маска пестра, как томно скулит Травиата со всех бесконечных эстрад! И наших-то дней неуемных грозовый и вольный раскат – ей дадено втиснуть в приемник, чтоб стала такая тоска! И памятно вещее слово, промолнийное о том, как – «мертвый хватает живого», прикрывшись могильным щитом… В щепу эти прелые доски! Седой и слепой их несет. Мы сами – взошли на подмостки Карпатско-Синайских высот.

А я наструню свою рифму, поставлю на вызов – весну, и в ухо далекое крикну, и по сердцу полосану. И в свежие годы вольются, и бодрых поднимут ребят – родных сыновей революций, – что всех Травиат истребят. И это уж будут – не стансы, здесь места не станет игре: с широковещательных станций ударит громовый декрет!.. Я вижу и чувствую этот разыгранный начисто матч – меж званьем дурацким поэта и розблеском радийных мачт!