Кто убил
Ты гордишься
военной выправкой,
капитан
Реджинальд Тиг-Джонс!
Ты забыл,
как, все слезы выплакав
каменели глаза их жен.
Ты теперь
красуешься в Лондоне,
ты – на первых занят ролях.
Нет надежней
и верноподданней
офицера у короля!
Беспокоиться
нет тебе поводов,
ты надежной покрыт рукой:
все орудия
мощных дредноутов
охраняют твой покой.
Ты скрестил
руки холеные,
ты пригубил
полный бокал.
Вспомни:
ночью
кровью соленою
так же
вымочил пасть шакал.
Но не всё
королевской оперы
украшать тебе – пурпур лож,
и когда-нибудь
смуглые докеры
приведут тебя в пот и дрожь.
И тогда,
в последнем отчаянье,
вскинув браунинг
у виска,
ты поймешь
глухое молчание
черной степи
о павших в песках.
Заключение
Эта песня писана
в вашу честь,
эта песня о вас,
двадцать шесть.
Эта слава,
знаю, еще слаба,
это – голос
проснувшегося раба.
Но ничей сапог
не наступит вновь
на пролившуюся
вашу кровь.
И в родном Баку
вы погребены,
ваши кости –
гранит свободной страны.
И мой вольный стих
вашу смерть хранят,
как венок,
ложась на ее гранит.
Боль и гнев круша,
ночь и смерть круша,
ваш последний шаг –
все звенит в ушах.
Той стране не пасть,
той стране цвести,
где могила есть
двадцати шести.
1925
Свердловская буря
1
Я лирик
по складу своей души,
по самой
строчечной сути.
Казалось бы, просто:
сиди и пиши,
за лирику –
кто же осудит?
Так нет –
нетерпенье!
Взманило вдаль,
толкнуло к морю,
к прибою.
Шумела и пенилась лирика:
«Дай
стеной мне встать
голубою!»
Она обнимала,
рвала с корней,
в коленах
стала пошатывать,
и с места гнала,
и вела верней
любого колонновожатого.
Как на море буря,
мачтой маша,
до слез начинает
захлестывать,
так –
лирика это или душа –
бьет в борт
человечьего остова.
2
Нас бури несли
или снилось во сне?
Давно не видали
их мы.
Казалось:
лишь горы начнут яснеть –
и взмоют прибоем
рифмы.
Доехал до моря, –
но море не то.
Писать ли портрет
с такого?
Ни пены,
ни бури…
Молочных цветов.
В туманы –
берег окован.
Постыл и невесел
курортный режим,
к таким приучает
рожам,
что будто от них мы –
слегли и лежим
и на ноги встать
не можем.
Меж пухлых телес
застревает нога.
Киты –
по салу и крови…
Таких вот –
не смог продырявить наган,
задохся
в верхнем покрове.
3
От трестовских спин
и от спецовских жен
все море
жиром замаслено.
А может,
я просто жарой раздражен,
взвожу на море
напраслины?
Но нет:
и оно,
наморщив гладь,
играя с солнцем
в пятнашки,
нет-нет да и вздрогнет,
нет-нет да и – глядь
с тоской
на вздутые ляжки.
И солнца
академический лик,
скользя
по небесной сини,
нет-нет да и вспыхнет,
и влажный двойник
в воде его –
голову вскинет.
А впрочем, что же,
курорт – как курорт,
в лазуревой хмари
дымок.
И я –
ни капли не прокурор,
и пляж –
не скамья подсудимых.