Спят сады и спят гробницы в полночь,Спит Скутари. Все, что спит, молчит.Но под звездным небом с темной башниНе для спящих этот гимн звучит:
Есть глаза, чей скорбный взгляд с тревогой,С тайной мукой в сумрак устремлен,Есть уста, что страстно и напрасноПризывают благодатный сон.
Тяжела, темна стезя земная.Но зачтется в небе каждый вздох:Спите, спите! Он не спит, не дремлет,Он вас помнит, милосердый бог.
<1905>
С острогой
Костер трещит. В фелюке свет и жар.В воде стоят и серебрятся щуки,Белеет дно… Бери трезубец в рукиИ не спеши. Удар! Еще удар!
Но поздно. Страсть — как сладостный кошмар.Но сил уж нет, противны кровь и муки…Гаси, гаси — вали с борта фелюкиКостер в Лиман… И чад, и дым, и пар!
Теперь легко, прохладно. ВыступаютТуманные созвездья в полутьме.Волна качает, рыбы засыпают…И вверх лицом ложусь я на корме.
Плыть — до зари, но в море путь не скучен.Я задремлю под ровный стук уключин.
<1905>
Призраки
Нет, мертвые не умерли для нас! Есть старое шотландское преданье,Что тени их, незримые для глаз, В полночный час к нам ходят на свиданье,
Что пыльных арф, висящих на стенах, Таинственно касаются их рукиИ пробуждают в дремлющих струнах Печальные и сладостные звуки.
Мы сказками предания зовем, Мы глухи днем, мы дня не понимаем;Но в сумраке мы сказками живем И тишине доверчиво внимаем.
Мы в призраки не верим; но и нас Томит любовь, томит тоска разлуки…Я им внимал, я слышал их не раз, Те грустные и сладостные звуки!
<1903–1905>
Неугасимая лампада
Она молчит, она теперь спокойна.Но радость не вернется к ней: в тот день,Когда его могилу закидалиСырой землей, простилась с вею радость.
Она молчит, — ее душа теперьПуста, как намогильная часовня,Где над немой гробницей день и ночьГорит неугасимая лампада.
<1903–1905>
Вершина
Леса, скалистые теснины —И целый день, в конце теснин,Громада снеговой вершиныИз-за лесных глядит вершин.
Селений нет, ущелья дики,Леса синеют и молчат,И серых скал нагие пикиНа скатах из лесов торчат.
Но целый день, — куда ни кинуВдоль по горам смущенный взор, —Лишь эту белую вершинуПовсюду вижу из-за гор.
Она полнеба заступила,За облака ушла венцом —И все смирилось, все застылоПред этим льдистым мертвецом.
<1903–1905>
Тропами потаенными
Тропами потаенными, глухими,В лесные чащи сумерки идут.Засыпанные листьями сухими,Леса молчат — осенней ночи ждут.
Вот крикнул сыч в пустынном буераке…Вот темный лист свалился, чуть шурша…Ночь близится: уж реет в полумракеЕе немая, скорбная душа.
<1903–1905>
В открытом море
В открытом море — только небо, Вода да ветер. ТяжелоИдет волна, и низко кренит Фелюка серое крыло.
В открытом море ветер гонит То свет, то тень — и в облакаСквозит лазурь… А ты забыта, Ты бесконечно далека!
Но волны, пенясь и качаясь, Идут, бегут навстречу мнеИ кто-то синими глазами Глядит в мелькающей волне.
И что-то вольное, живое, Как эта синяя вода,Опять, опять напоминает То, что забыто навсегда!
<1903–1905>
Сквозь ветви
Осень листья темной краской метит:Не уйти им от своей судьбы!Но светло и нежно небо светитСквозь нагие черные дубы,
Что-то неземное обещает,К тишине уводит от забот —И опять, опять душа прощаетПромелькнувший, обманувший год!
<1903–1905>
Судра
Жизнь впереди, до старости далеко,Но вот и я уж думаю о ней…О, как нам будет в мире одиноко!Как грустно на закате дней!
Умершие оставили одежды —Их носит бедный Судра. Так и мнеОставит жизнь не радость и надежды,А только скорбь о старине.
Мы проживем, быть может, не напрасно;Но тем больнее будет до концаС улыбкою печальной и безгласнойВлачить одежды мертвеца!
<1903–1905>
Океаниды
В полдневный зной, когда на щебень,На валуны прибрежных скал,Кипя, встает за гребнем гребень,Крутясь, идет за валом вал, —
Когда изгиб прибоя блещетЗеркально-вогнутой грядойИ в нем сияет и трепещетОт гребня отблеск золотой, —
Как весел ты, о буйный хохотЗвенящий смех Океанид,Под этот влажный шум и грохотЛетящих в пене на гранит!
Как звучно море под скаламиДробит на солнце зеркалаИ в пене, вместе с зеркалами,Клубит их белые тела!
<1903–1905>
Черный камень Каабы
Он драгоценной яшмой был когда-то,Он был неизреченной белизны —Как цвет садов блаженного Джинната,Как горный снег в дни солнца и весны.
Дух Гавриил для старца АвраамаЕго нашел среди песков и скал,И гении хранили двери храма,Где он жемчужной грудою сверкал.
Но шли века — со всех концов вселеннойК нему неслись молитвы, я рекойТекли во храм, далекий и священный,Сердца, обремененные тоской…
Аллах! Аллах! Померк твой дар бесценный —Померк от слез и горести людской!
<1903–1906>
Гробница Сафии
Горный ключ по скатам и оврагам,Полусонный, убегает вниз.Как чернец, над белым саркофагомВ синем небе замер кипарис.
Нежные, как девушки, мимозыЛьют под ним узор своих ветвей,И цветут, благоухают розыНа кустах, где плачет соловей.
Ниже — дикий берег и туманный,Еле уловимый горизонт:Там простор воздушный и безгранный,Голубая бездна — Геллеспонт.
Мир тебе, о юная! СмиренноЯ целую белое тюрбэ:Пять веков бессмертна и нетленнаНа Востоке память о тебе.
Счастлив тот, кто жизнью мир пленяет.Но стократ счастливей тот, чей прахВеру в жизнь бессмертную вселяетИ цветет легендами в веках!
<1903–1906>
Новый год
Ночь прошла за шумной встречей года…Сколько сладкой муки! Сколько разЯ ловил, сквозь блеск огней и говор,Быстрый взгляд твоих влюбленных глаз!
Вышли мы, когда уже светалоИ в церквах затеплились огни…О, как мы любили! Как томились!Но и здесь мы были не одни.
Молча шла ты об руку со мноюПо средине улиц. ГородокТочно вымер. Мягко веял влажныйТающего снега холодок…