Бог для ночных паломников в МогребеЗажег огни — святые звезды Пса.Привет тебе, сверкающая в небе Алмазно-синяя роса!
Путь по пескам от Газы до АримаБог оживил приметами, как встарь.Привет вам, камни — четки пилигрима, В пустыне ведшие Агарь!
Костями бог усеял все дороги,Как след гиен среди ущелий Ти.Привет вам, почивающие в боге, Нам проторившие пути!
<1903–1906>
Мудрым
Герой — как вихрь, срывающий палатки,Герой врагу безумный дал отпор,Но сам погиб — сгорел в неравной схватке,Как искрометный метеор.
А трус — живет. Он тоже месть лелеет,Он точит меткий дротик, но тайком.О да, он — мудр! Но сердце в нем чуть тлеет:Как огонек под кизяком.
<1903–1906>
Зеленый стяг
Ты почиешь в ларце, в драгоценном ковчеге, Ветхий деньми, Эски,Ты, сзывавший на брань и святые набеги Чрез моря и пески.
Ты уснул, но твой сон — золотые виденья. Ты сквозь сорок шелковДышишь запахом роз и дыханием тленья — Ароматом веков.
Ты покоишься в мире, о слава Востока! Но сердца покорил Ты навек.Не тебя ль над главою пророка Воздвигал Гавриил?
И не ты ли царишь над Востоком доныне? Развернися, восстань —И восстанет Ислам, как самумы пустыни, На священную брань!
Проклят тот, кто велений Корана не слышит. Проклят тот, кто угасДля молитвы и битв, — кто для жизни не дышит, Как бесплодный Геджас.
Ангел смерти сойдет в гробовые пещеры, — Ангел смерти сквозь тьмуВопрошает у мертвых их символы веры: Что мы скажем ему?
<1903–1906>
Огромный, красный, старый пароход…
Огромный, красный, старый пароходУ мола стал, вернувшись из Сиднея.Белеет мол и, радостно синея,Безоблачный сияет небосвод.
В тиши, в тепле, на солнце, в изумруднойСквозной воде, склонясь на левый борт,Гигант уснул. И спит пахучий порт,Спят грузчики. Белеет мол безлюдный.
В воде прозрачной виден узкий киль.Весь в ракушках. Их слой зелено-ржавыйНарос давно… У Суматры, у Явы,В Великом океане… в зной и штиль.
Мальчишка-негр в турецкой грязной фескеВисит в бадье, по борту, красит бак —И от воды на свежий красный лакЗеркальные восходят арабески.
И лак блестит под черною рукой,Слепит глаза… И мальчик-обезьянаСквозь сон поет… Простой напев СуданаЗвучит в тиши всем чуждою тоской.
VIII.06
Луна еще прозрачна и бледна…
Луна еще прозрачна и бледна,Чуть розовеет пепел небосклона,И золотится берег. Уж виднаТень кипариса у балкона.
Пойдем к обрывам. Млеющей волнойВода переливается. И вскореИз края в край под золотой лунойЗатеплится и засияет море.
Ночь будет ясная, веселая. Вдали,На рейде, две турецких бригантины.Вот поднимают парус. Вот зажглиСигналы — изумруды и рубины.
Но ветра нет. И будут до зариОни дремать и медленно качаться,И будут в лунном свете фонариГлазами утомленными казаться.
1906
И скрип и визг над бухтой, наводненной…
И скрип и визг над бухтой, наводненнойБуграми влаги пенисто-зеленой:Как в забытьи шатаются над нейКресты нагих запутанных снастей,А чайки с криком падают меж ними,Сверкая в реях крыльями тугими,Иль белою яичной скорлупойСкользят в воде зелено-голубой.Еще бегут поспешно и высокоЛохмотья туч, но ветер от востокаУж дал горам лиловые цвета,Чеканит грани снежного хребтаНа синем небе, свежем и блестящем,И сыплет в море золотом кипящим.
1906
Проснусь, проснусь — за окнами в саду…
Проснусь, проснусь — за окнами, в саду,Все тот же снег, все тот же блеск полярный.А в зале сумрак. Слушаю и жду:И вот опять — таинственный, коварный,Чуть слышный треск… Конечно, пол иль мышь.Но как насторожишься, как следишьЗа кем-то, притаившимся у двериВ повисшей без движения портьере!Но он молчит, он замер. Тюль гардинСквозит в голубоватом лунном блеске,Да чуть мерцают — искорками льдин —Под люстрою стеклянные подвески.
1906
Растет, растет могильная трава…
Растет, растет могильная траваЗеленая, веселая, живая,Омыла плиты влага дождевая,И мох покрыл ненужные слова
По вечерам заплакала сова,К моей душе забывчивой взывая,И старый склеп, руина гробовая,Таит укор… Но ты, земля, права!
Как нежны на алеющем закатеКремли далеких синих облаков!Как вырезаны крылья ветряковЗа темною долиною на скате!
Земля, земля! Весенний сладкий зов!Ужель есть счастье даже и в утрате.
1906
Геймдаль искал родник божественный…
Геймдаль искал родник божественный. Геймдаль, ты мудрости алкал —И вот настал твой час торжественный В лесах, среди гранитных скал.
Они молчат, леса полночные, Ручьи, журча, едва текут,И звезды поздние, восточные Их вещий говор стерегут.
И шлем ты снял — и холод счастия По волосам твоим прошел:Миг обрученья, миг причастия Как смерть был сладок и тяжел.
Теперь ты мудр. Ты жаждал знания — И все забыл. Велик и прост,Ты слышишь мхов произрастание И дрожь земли при свете звезд.
1906
Дядька
За окнами — снега, степная гладь и ширь,На переплетах рам — следы ночной пурги…Как тих и скучен дом! Как съежился снегирьОт стужи за окном. — Но вот слуга. Шаги.
По комнатам идет седой костлявый дед,Несет вечерний чай: «Опять глядишь в углы?Небось все писем ждешь, депеш да эстафет?Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве — балы».
Смутясь, глядит барчук на строгие очки,На седину бровей, на розовую плешь…— Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки,Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!
1906
Новый храм
По алтарям, пустым и белым,Весенний ветер дул на нас,И кто-то сверху капал меломНа золотой иконостас.
И звучный гул бродил в колоннах,Среди лесов. И по лесамМы шли в широких балахонах,С кистями, в купол, к небесам.
И часто, вместе с малярами,Там пели песни. И Христа,Что слушал нас в веселом храме,Мы написали неспроста.
Нам все казалось, что под этиПростые песни вспомнит онПорог и солнце в Назарете,Верстак и кубовый хитон.
1907
Нищий