* * *
С. Чиковани
Все больше сжигаю и рву.
Мне не лень
Строку обтесать,
Чтоб из камня извлечь сокровенье.
Часы трудовые, как чаша,
Наполнены всклень
Терпеньем труда
И тающим льдом вдохновенья.
Мне чудится лист вырезной.
Он в прожилках, горит!
С ним солнце готово
Последним теплом поделиться.
Кто лист этот мне?
Он учитель, когда говорит,
Что каждая строчка
Должна трепетать и светиться!
Размолвка
Заплакала, замолкла,
Утерла влажный след.
Так началась размолвка
Двух граждан средних лет.
Она кусает губы
И чертит по стеклу.
Он запахнулся в шубу,
Придвинулся к столу.
Чай ложечкой мешает,
А чай давно остыл.
Ничто не воскрешает
Их полюбовный пыл.
Рассвет у окон синий,
Что двух когда-то свел,
Теперь уже не в силах
Звать их за дружный стол.
Спит сын в кроватке тесной,
Ручонки на груди,
Как ангелок небесный,
Папаша, погляди!
Сын взял румянец мамы,
Ее овал лица.
А нос такой упрямый,
Совсем, как у отца.
Опять сцепились оба,
Муж в гневе весь дрожит:
— Я требую развода,
Я не хочу так жить!
Молчите! Сын проснется
От этого всего,
По-детски ужаснется,
Что предали его!
* * *
Глаза у львов закрыты снегом
Зима. Москва. Тверская. Лед.
И мерзнет очередь за хлебом
И Гитлеру проклятья шлет.
День нынче сер, уныл и краток,
Невеселы его шаги.
С утра подглазья у солдаток,
Как у апостолов, строги.
Цепная очередь авосек
Умолкла горестной вдовой.
Москва, как высший дар, выносит
Свой хлеб талонно-тыловой.
Я не стою за ним, я стыну,
На мне шинель, и я — боец.
И мне сверлят глазами спину
Одним вопросом: — Где конец?
Победа будет, снег растает,
Зальет вода траншеи, рвы.
Ну а пока лишь зубы скалят
Ослепшие от вьюги львы.
А где-то там свинец метельный,
Чертя немятый снег полей,
Заводит хоровод смертельный
Под смех и стон госпиталей.
Июнь
Июнь, как скульптор, лепит груди,
Что кутала зима в меха.
И чувствуют острее люди,
Как недалеко до греха.
По узким ремешкам дорожек,
Где в раструбы трубит вьюнок,
Мельканье белых босоножек
И загорелых женских ног.
И руки тянутся к объятьям,
К сплетеньям радостным — туда,
Где льющиеся складки платьев
Скользят по прелестям стыда.
Такой июнь и был обещан,
Где все в цвету и без морщин,
Где милые улыбки женщин
Встают причиной всех причин.
* * *
Существует поэт.
Где сегодня он?
Это неведомо.
Болен?
Буен?
Несдержанно дерзок?
Хмелен?
Он средь вас —
Не топчите!
Как все заповедное,
И поэт, словно луч,
Весь на всех поделен.
Если он на охоте —
Щедрей токование!
Если он на рыбалке —
На утоп поплавки!
Если он на футболе,
Его ликование
Отливается
В бронзовый мускул строки.
Вот он!
С виду, быть может,
Простой и невзрачненький,
Опереньем скромнее,
Чем брат соловей.
Если чудом каким-то
И сделался дачником,
То ютится на даче
Пока не своей.