Дороховы
Цвет черемухи пахнет порохом,
Лебединые крылья в крови.
Уезжает четвертый Дорохов,
Мать родимая, благослови!
Первый пал у Смоленска, под Ельней,
Не напуганный смертью ничуть,
В тишину запрокинув смертельно
Свой пшеничный смеющийся чуб.
А второй — где отыщешь останки?
Подвиг мужествен, участь горька,
Стал он пеплом пылающим в танке
И героем в приказе полка.
Третий Дорохов в рукопашной
На окопы фашистов шагнул.
Как ветряк над рязанскою пашней,
На прощанье руками взмахнул.
Что с четвертым? И он бездыханен
В госпитальной палате лежит.
Нагибаются сестры: — Ты ранен? —
Но четвертый… четвертый молчит.
Ходит Дорохова и плачет,
Ходит, плачет и ждет сыновей.
Никакая могила не спрячет
Материнских тревог и скорбей.
И лежат в позабытой солонке,
Тяжелее надгробий и плит,
Пожелтевшие похоронки,
Где одно только слово: убит.
Чем утешить тебя, моя старенькая,
Если ты сыновей лишена?
Или тем, что над тихою спаленкою
Снова мирная тишина?
Знаю, милая, этого мало!
Нет их! Нет! Свет над крышей померк.
Для того ли ты их поднимала,
Чтобы кто-то на землю поверг?
Ты идешь с посошком осторожно
Вдоль прямого селенья Кривцы.
Под ногами звенит подорожник,
Осыпая лиловость пыльцы.
Ленин в Разливе
Ночь сказала: я огни гашу!
В этом у нее рассудок здравый.
Как он шел к Разливу, к шалашу?
Под ногой шумел песок иль гравий?
Кто его будил? Рассвет? Лучи?
Или песня гнева — «Марсельеза»?
Кто был рукомойником? Ручьи?
Или ковш из черного железа?
Он — косарь. И падает трава
Под его косой рядками ровно.
И растут, растут, растут слова:
Промедленье гибели подобно!
Вянет сено. Тонок аромат.
Как бодрят своим настоем сосны!
Подождем немного — и ломать
Дом, в котором людям жить несносно!
Косит он. А рядом Емельянов.
Машинист, потомок Пугача.
Не беда, что из дворян Ульянов, —
У него рабочий мах плеча!
Осеннее
В поле колкое жнивье
В небо выставило спицы.
Гнезда — больше не жилье,
Не жильцы в них больше птицы.
Ходит ветер по стерне,
По соломенной подстилке,
Завывает в шестерне,
В барабане молотилки.
Отдыхать земля легла
И опять затяжелела,
Что она для нас могла,
То она не пожалела.
Под навесами плуги.
Поле. Дождь. Засохший донник.
Там грачиные круги,
Журавлиный треугольник.
Всюду кончен обмолот,
В закромах зерно осело.
В думах все наоборот:
Ждали жатвы — ждем посева!
Снег
Очередь снежком припорошена,
А троллейбуса нет и нет…
В жизни так много хорошего,
Вот хотя бы — снег!
Он на шапках
И на беретках,
Несказанно нежен и бел,
И ему не надо билетов,
Он на крышу
Троллейбуса сел.
Я люблю тебя, снег!
Ты слава
И краса наших русских полей.
Как ты ловко устроился справа,
На ресницах соседки моей!
Как ты тихо
Садишься на скверы,
Отдыхаешь на чьей-то груди.
Побелевшие милиционеры
Машут палочкой:
— Проходи!
Стало таять.
Наполнились снежницы
Зябкой влагой,
Грачиным питьем.
Скоро двинутся
Белые беженцы
Своим вечным путем.