Вся в кружевах белых бушует вода,
Воронками вьется и тянется пряжею.
Ей стало легко, как избавилась льда,
Что сдерживал удаль речную бродяжую.
В снегу под кустом, словно чудо, возник,
Чтоб слиться с своею родимою матерью,
Весенний, певучий, прозрачный родник —
Он здесь! Он работает! Будьте внимательны!
Кой-где еще снежные стынут холсты
В овражках, в ложбинках, под пнями и кочками.
Задрогли до красного цвета персты,
На вербах, стреляющих белыми почками.
Ольха принялася пыльцу рассевать,
Бессмертие ловят тычинки и пестики.
А солнцу охота в лесах вышивать
На белых полянах зеленые крестики.
Беснуется, бьется реки баламуть,
Не Ворей назвать ее можно, а Выскочкой.
Ей время найдется еще отдохнуть,
Успеет и облаком на небе выспаться!
Маяковский
Ему толпа была по грудь.
Он время мерил на столетья.
Он смело мог во все взглянуть,
И даже в дуло пистолета.
Над дебрями лесных громад
Он возвышался вечным дубом.
Его стихи гудели гудом,
Зовя, как вечевой набат.
Поэзию раскрепостил
Он богатырски, без оглядки.
Простую речь в стихи впустил,
Сняв с ямба барские перчатки.
Он ни одной строкой не лгал.
Не меньше Ленина он верил.
И в революцию шагал
Через одни и те же двери.
Родное поле
Серебристая гладь, белоснежная скатерть!
Это русское поле, живые снега.
Сколько жить мне придется, настолько и хватит
Самой строгой и нежной любви для тебя.
Ой ты, сердце, с чего так тревогу забило?
Что в просторе нашло, коль не можешь ты спать?
Не меня ль это поле вспоило, вскормило,
Помогло матерински мне на ноги встать?
Я стою. Я смотрю. Не могу наглядеться.
Белый снег мне мигает веселой искрой.
Уж не здесь ли прошло мое милое детство,
Не по этой ли тропке я бегал домой?
Рядом с полем дома, как сугробы большие.
Из заснеженных крыш поднялися дымы.
Смотрят на землю пристально звезды России,
Им виднее всего, как мы вышли из тьмы.
Провода прогибаются под бахромою,
В них гудит и лютует седая зима.
Свет уходит в деревню дорогой прямою,
На тока — к молотилкам, к крылечкам — в дома.
Там в деревне жива еще мама-старушка,
Не ложилась, не впрок ей под старость спанье.
Может, песни мои она ловит в наушник,
А я на поле снежном пою про нее.
Серебристая гладь, белоснежная скатерть!
Это поле родное, живые снега.
Сколько жить мне придется, настолько и хватит
Самой строгой и нежной любви для тебя.
* * *
День светлеет,
Зима теплеет.
Март нет-нет
Да зайдет к Апрелю.
Скажет слово,
Попросит пить.
Даст!
Не откажет,
Как тут быть?!
Солнце восхожее
Стало восторженней,
Заявляет морозу:
— Тоже мне!
Пустился в дерзания,
Шлет замерзания,
Не потерплю,
Все растоплю!
От моей золотой головы
Люди ждут зеленой травы,
Пуще злата
Ждут хлебного злака.
С сережек березок
Летит пыльца,
Желтая — в мать,
Голубая — в отца!
С крыш капель поет,
Словно флейта:
— Скорее бы лето!
Голутвин
Не арфы звон,
Не нежный голос лютни —
Со всех сторон
Гремит, поет Голутвин.
То вспыхнет автоген,
Как молния ночная,
То всхлипнет вой сирен,
Где магистраль речная.
То охают пары
В депо или котельной,
То электропилы
Высокий, чистый тенор.
А то гудит гудок:
— Кон-ча-а-ай рабо-о-о-ту!
А вот уже дружок
Собрался на охоту.
В разбеге дня
С улыбкой, смехом дружным
Везде меня
Теснят простые блузы.
А если руку жмут,
Мозоли, словно рашпиль.
С такой братвою тут
Хоть где не страшно!
Машинный лязг колес
Влетает в шум перронный.
Бежит стальной колосс,
Родившийся в Коломне.