Из таких вот баловней
И вихрастых россыпей
Поздно или рано ли
Вырастают взрослые!
Важные, надутые,
Чванные, степенные,
Смотрят они буками,
Ходят без кипения.
И куда все деется?
Как тому название?
То шумело деревце,
То скрипит развалина!
* * *
Б. Слуцкому
Поэзия — не солончак,
Не степь, где все сгорело летом
Поэзия — она рычаг.
И Архимед ведь был поэтом.
Иначе бы он проглядел,
Как стал терять свою весомость,
Когда старик в воде сидел,
Мочалкой скреб себя на совесть.
Мы вырвались с земных орбит,
Нам стало шире на планете.
Не о Луне душа скорбит —
Об уходящем звонком лете.
Мы знаем множество наук,
Мы стали во сто раз культурней,
Но все-таки мне ближе луг,
Чем эти кольца на Сатурне.
И пусть к Луне летят ракеты,
Я убежден наверняка:
С не меньшей скоростью поэты
Летят в грядущие века.
Запечный лирик
Запечный лирик, ты о чем
Сверчишь тоскливо в тьму ночную?
Побудь хоть вечер скрипачом,
Исполни музыку другую!
Есть Моцарт, Шуберт, Глинка, Глюк —
Их дар шагнет за наших внуков.
И есть не только ловкость рук,
Но есть и совершенство звуков.
Черпни неведомых миров,
Чтобы не думалось ущербно,
Чтоб над сырым шипеньем дров
Лилась мелодия волшебно.
Но нет. Тебя не убедить
Прийти к нам в наше общежитье,
И твой куток разгородить
Не может ни одно событье.
Твои прогулки — на шестке.
Ряды горшков — твоя планета,
А то, что мир еще в тоске,
Тебе у каши незаметно.
Пальцы
Пальцы — тонкие ладьи,
Вы до гроба неразлучны.
Как вы музыке сродни,
Как вы Моцарту созвучны!
Ревностно держа резец,
Все решительно умея,
Вы творите образец,
Пред которым все немеют.
Опираясь на ладонь
Рук рабочих, исполинских,
Создаете вы мадонн
Вологодских и сикстинских.
Вам знакомо трепетанье,
Жар любви. И это ложь,
Если вы берете нож,
Чтоб добыть на пропитанье!
Спутник
О, чем бы покрепче еще привязаться
К земле несказанно родной?
Я в спутники взял молодого рязанца
С волною волос озорной.
Дорога вся в рытвинах, полем и лесом,
А почва — подзол и пески.
— Ты чем занимаешься, парень?
— Я слесарь,
Моя специальность — тиски.
Веснушки сидят на носу, как заклепки,
Как рыжики в чаще осин.
— Ты чем там стучишь?
— Это туфли в коробке,
Мамане!
— Хороший ты сын!
— Гляди! Человека видней со сторонки! —
Смеется с лукавинкой он.
— Ну, матери туфли, а что же сестренке?
— Сестренке? Сестренке — нейлон!
Он встал у подсолнухов, рыжий и робкий,
Глазами нацелился вдаль.
Признался: — У нас разговор был короткий.
Ну, что же, расходимся? Жаль!
Он машет рукой и кричит: — До свиданья! —
А губы улыбку лучат.
— Я выйду с гармошкой, услышишь страданья,
Приди поглядеть на девчат!
Я видел его. Примостившись на бревнах,
Он пальцами жал на басы.
Кружились двенадцать девчонок влюбленных,
Посматривая на часы.
Потом все гулянье делилось на пары,
Но это еще не конец,
Как гром, в тишине раздавались удары
Союз заключивших сердец.
Я видел: где клонится ива вдовою,
Росу собирая в подол,
Мой слесарь гармошку держал под полою
И девушку бережно вел.
Плыл месяц, ленивостью летнею млея,
Чтоб сельскую тишь сторожить.
Мне было той ночью грустнее, милее,
Печальней и радостней жить.