Я траву обойду
Где тропой, где мостом.
Она бывает раз в году
Самым лучшим гостем!
Кочегар
Я кочегар. В печах шурую,
Мне уголь каменный — родня.
Я ночь январскую штурмую
Багровым пламенем огня.
Он мечется то рыжей белкой,
То выгоняет стаю лис,
Берет с лопаты уголь мелкий
И замирает, словно рысь.
И вдруг — прыжок! И снова пламя,
Махая огненным крылом,
Летит решительно и прямо
В трубу, как ведьма с помелом!
Я не бобыль, есть внучки, внуки,
Вхожу к ним, сразу говорю:
— А ну, садитесь, грейте руки,
Я вам тепло свое дарю!
— Ах, дедушка! Ты где скрывался?!
— Скажу тебе, хоть ты и мал:
Лопатой в уголь зарывался
И в топке счастье добывал!
* * *
Опять земля в ненастьях и туманах!
Ложатся листья тихо умирать.
Земля не на китах, а на Иванах,
И потому ей хорошо стоять.
И потому ее стальной ладонью
Поднимут и уложат в борозду,
И снова встанут скирды и одонья,
И новый хлеб потянет соль в ноздрю.
И потому в душе не безнадежно,
Она жива, как за корой стволы,
Когда на землю вкрадчиво и нежно
Роняют журавли «курлы, курлы».
Стучит ненастье топорами капель.
Спят лесорубы на лесном дворе.
А осень, закадычный друг-приятель,
Бредет болотом с клюквой в подоле.
— Дай ягодку! —
Холодная кислинка
Вдруг делает тебя богатырем.
Все, что увидим, все, что нам приснится,
Мы все с земли, как ягоду, берем!
На всех широтах и меридианах
Ее тревожат рельсы и гудки.
Она не на китах, а на Иванах.
А им — любые подвиги с руки!
* * *
Возле ног моих море валялось.
Лапы мягкие, без когтей.
Как дворняжка, оно не боялось
Руки мне облизать до локтей.
Все полеживало, да поленивалось,
Да присматривалось ко мне.
Как купец, между делом приценивалось:
— Сколько стоит душа на земле?
Потускнели зеленые блики,
Холодок пробежал по ногам…
— И за все твои сердолики
Я души своей не продам!
Море гневалось, камни катало:
— Устоишь ли, — пытало, — в борьбе? —
И решительно чаек хватало
И притягивало к себе!
Вода
I
Дальше поезда дальнего
Уходит вода!
К ней идут на свидание
Села и города.
Камнем падают ласточки,
Чайки дальних морей.
Пионерские галстучки
Отражаются в ней.
Через чащи и заросли
К ней ломится лось.
Пьет и плачет от зависти:
— Не могу больше врозь!
То она в послушании,
То дробит валуны.
Больше песен Ошанина
Ей просторы даны!
Закипай, голубая,
Бей в борта и в корму,
Будь со мной хоть какая,
Все равно я пойму.
Сам в бегах и движении,
Сам шумлив и текуч,
Сам с дождями весенними
Выпал из туч!
II
Пил я воду рязанскую,
Пил я воду тюменскую,
Пил степную, артезианскую,
Пил свою, деревенскую.
Черпал пригоршнями и ведрами,
Заключал в деревянный сосуд.
Не ее ли, играя бедрами,
Бабы язвицкие несут?
Не она ли воркует голубкой,
По-московски на «а» говорит?
Не она ли над каждой прорубкой
Звонче звончатых гусель звенит?
Все бежит, все волнуется,
Вот чья жизнь — в неусып, в неуем.
Мы весь вечер с тобой, моя умница,
С лодки лилии рвем.
Руки белые отражаются
В тихой заводи — это ты!
Губы смелые приближаются —
Это наши горячие рты!
Что в природе щедрей и значительней?!
С весел тихо стекает вода.
И любовь, полководец испытанный,
Как Суворов, берет города!