А третья вся, как сыр, кругла,
Как белая лилия,
Как луна из-за угла,
Когда ее всю вымыли.
Все три не парижанки,
«Пардону» нет в словах,
Все три устюжанки,
Выросли в лесах.
Около клюквы,
Около зайчих,
И книжные буквы
Не жаловали их.
Одна сказала: — Совесть
Должна быть у всех. —
Другая возразила:
— Есть, но не у всех!
Одна сказала: — Солнце —
Раскаленный шар,
Спусти его пониже,
Получится пожар.
Другая уверяла,
Что град все тот же лед,
А третья горевала,
Что зять весь месяц пьет.
В бору все три умолкли, —
Другой был интерес.
Глаза их, как бинокли,
Обшаривают лес.
Вошли они в орешник,
Под птичий шум и крик.
Мерещился им леший,
А это был лесник!
А сыновья их где-то,
Во всех концах земли,
В университеты
С учебниками шли.
Три топора
Идут три плотника веселых,
Три топора и две пилы.
За что во всех поречных селах
Их приглашают во дворы?
За то, что сказочно и чудно
Они владеют ремеслом,
При их содействии нетрудно
Пустить все старое на слом.
Все могут сделать! Даже гусли.
И не кому-то, а Садко!
Река их жизни в этом русле
Течет правдиво, глубоко.
Идут мои мастеровые,
Три молодца как на подбор.
— Вы чьи, ребята?
— Мы двинские.
Свой род ведем из Холмогор.
И вот уже встают стропила,
И щепки свежие летят.
И с вдохновенным жаром-пылом
Все три топорика блестят!
Хмель
Н. Рыленкову
День начинается,
Хмель завивается!
Выпустит листик,
Сделает винтик.
С веткой обнимется,
Кверху поднимется.
Здравствовать хмелю
Эту неделю,
Даже вторую
Хмелю дарую.
Как я люблю
Его кольца витые!
Нравятся шишки
Его золотые.
Нравятся листья
В белых накрапах,
Нравится легкий,
Волнующий запах.
Хмель меня, видимо,
Располагает
Тем, что вершины
Своей достигает,
Сверху глядит
На двинское теченье.
Так бы и людям —
Без исключенья!
* * *
На базаре, на самом краешке,
Где кончается толчея,
Продавала старуха варежки,
Покупал эти варежки — я.
Нитки были на совесть крученные,
Шерсть была натурально чиста.
— Хочешь белые, хочешь черные,
Хочешь в елочку —
все цвета!
Взял я черные.
— Кто их вяжет?
Сами вы или кто другой? —
И смотрю, а чего она скажет.
А старуха в слезу:
— Милый мой!
Ох, какие глава сверкнули
Из-под бабкиных древних бровей.
— Гражданин! Вы на что намекнули?
Договаривайте скорей!
Я могу даже богу покаяться,
Спекулянтов в роду моем нет! —
Узловатые, старые пальцы
Стали вдруг достоверней анкет.
Искры глаз ее гневных и добрых
Подсказали уверенно мне:
Больше честных, чем грязных и подлых,
На трудящейся нашей земле!
Ивы
На Иваньковском водохранилище
Заросли берега.
Ива — ивинка,
Ива — ивища,
Ива — просто карга!
Я плыву.
Острова,
Острова,
Острова.
Ива — девушка юная,
Ива — вдова!
В изголовье
По-вдовьи
Пространство и синь.
Где же муж?
Где же дочь?
Где же, милая, сын?
…Но седая молчит,
Только чайка кричит.
Не печалься, родная,
Расстанься с бедой,
Обнимись с этой
Ласковой, тихой водой!
— Обнимусь! —
Отвечает сквозь слезы она.
— Обнимайся, родная,
И стой дотемна! —
Солнце село,
Но день не погас, не потух,
Потому что в воде
Отражается пух,
Желтый, нежный,
Как жизнь, неизбежный!