Старится лес. Он какой-то порожний.
Меньше и меньше поклонники чтут.
Птицы в нем селятся все осторожней,
Как-то грибы неохотно растут.
Было: гудела февральская вьюга,
Было: хлестали и град, и гроза.
Не подводили деревья друг друга,
Горю бесстрашно глядели в глаза.
Нынче не то. Даже слабый ветришко
Валит под корень бывалых бойцов.
Так что и лес, простоявши лет триста,
Тоже сдается в конце-то концов!
Все полегает, что некогда встало
И поднялось над родною землей.
Ель на рассвете сегодня упала,
Прямо в болотину головой.
На землю хвойные лапы сложила
И простонала чуть слышно: — Народ!
Вот и конец! Я свое отслужила,
Лес молодой, выходи наперед!
Дура
Звучит во мне слово — дура!
Тихое слово — дура,
Ласковое слово — дура,
Нежное слово — дура.
«Дура, оденься теплее!»
«Дура, не дуйся весь вечер!»
Дура — совсем не обидно.
Дурак — это дело другое!
Дурак — это очень обидно,
Не только обидно — опасно.
А дура почти как Сольвейг,
А дура почти как Моцарт.
Дура необходима:
Для злости, для божьего гнева,
Для ужаса и контраста.
Дура — это прекрасно!
* * *
Кто ты, девушка раскосая?
Иль бурятка? Иль якутка?
Волосы — чернее кокса,
А лицо — белее первопутка.
Ну, заговори со мной!
Не гляди, что я не очень молод.
Я в душе — мальчишка озорной,
Хоть штыками времени исколот.
Я люблю людей. А ты — средь них,
Хоть еще живешь в семье у матери.
Хочешь, буду твой жених,
Рыцарь справедливый и внимательный?
Хочешь, буду дедушкой твоим,
Расскажу тебе забаву-сказочку?
В очереди вместе постоим,
Я тебе куплю баранок вязочку?
Хочешь, светлым ангелом взлечу
И зажгу на темном небе зарево,
К твоему упругому плечу
Крылышком притронусь осязаемо?
Хочешь, стану льдом средь бела дня
Возле Вереи иль возле Рузы?
Надевай коньки и режь меня,
Я стерплю во имя нашей дружбы!
Но в твоих глазах черным-черно,
Тут не жди помилованья частного.
Все, чего хочу, — исключено.
До свиданья, девушка! Будь счастлива!
* * *
Зима, как белая сирень,
Заполнила все селенье.
И снег по запаху сильней
И оглушительней сирени.
Он пахнет свежею мездрой
И свежевыпеченным хлебом.
Как хорошо его
Ноздрей
Попробовать под зимним небом.
Снег будто голубь на плече,
Он пахнет то полынью горькой,
То отдает арбузной коркой,—
В нем жизни больше, чем в луче.
Зима, как мельник, вся в муке,
Она как белая палата,
В ее старинном сундуке
Полно и серебра и злата.
* * *
И распален, и увлечен,
На старом вологодском рынке
Хожу, пытаю, что почем,
Пью молоко из теплой крынки.
Какая галерея лиц,
Какое пестрое собранье!
Как месяцы, из-за ресниц
Глядят глаза моих сограждан.
О Рафаэль! Иди сюда,
Есть образец красы и неги,
Не хуже твоего — да, да,
Пиши мадонну на телеге.
Она здорова, молода,
Подходит полнота, как тесто.
Ее косметика — вода,
Умылась — и краса на месте.
В телеге свежий клеверок,
Что ночью скошен на лужайке,
И окающий говорок,
И сильное лицо хозяйки.
Колеса все по ось в грязи,
Был путь — то в колею, то в лужу.
Хозяйка шутит: — На, грызи! —
И яблоко кидает мужу.
А муж татарин. Он давно
Освоился в чужой деревне.
Любовь заставила его
Причаливать к своей царевне.
Две силы, два тепла, две ржи,
Две молодых, две буйных крови.
А у хозяйки, как ножи,
Прямые, режущие брови.
От этой силищи земной
По высочайшему веленью,
Как белые грибы, стеной
Пойдут Иваны и Елены.