Литературные интересы группы, к которой примкнул Баратынский, выходят за пределы «арзамаства». Литературная молодежь, объединявшаяся вокруг лицейского центра Пушкин – Дельвиг, так называемый «Союз поэтов», являлась передовым литературным фронтом, по существу не представлявшим полного литературного единомыслия. Конец 1810-х – начало 1820-х гг. были периодом индивидуальных литературных исканий, сменивших враждующие литературные партии, – в то же время это были период сплочения дворянской интеллигенции в тайные политические общества. Вопросы литературы сливались с политическими. Поэтому писательские объединения того времени трудно диференцировать исключительно по узколитературным признакам.
1818 год был годом организации «Союза благоденствия». Тайная организация стремилась к пропаганде своих идей. Создавались «вольные»[42] филиалы. Так было создано «Вольное общество», «Зеленая лампа». Как пишет Бенкендорф в своей записке Александру I, «члены, приготовляемые мало-по-малу для управы под председательством одного члена коренной, назывались для прикрытия разными именами („Зеленой лампы“ и пр.) и, под видом литературных вечеров или просто приятельских обществ, собирались как можно чаще». Дух «вольного» общества царил и в лицейском кружке, и на офицерских пирушках, и даже в некоторых салонах. Такова была литературная и общественная атмосфера Петербурга, в которую попал Баратынский.
Баратынский вошел в литературный круг через своего друга Креницына и А. Бестужева. Связь с Пажеским корпусом несомненно установилась сразу же: он мог бывать там под предлогом посещения брата.[43] Едва ли не первым стихотворением в Петербурге было дружеское послание «К Креницыну». Знакомство с Дельвигом, вероятно, состоялось через А. Бестужева и быстро перешло в дружбу. Баратынский стал своим человеком в лицейском кружке. Вероятно, уже в начале 1819 г., сразу же после поступления рядовым в лейб-гвардии Егерский полк, он переселился на квартиру Дельвига в Семеновском полку.[44] Баратынский тяготился зависимостью от родных; его домашние дела были плохи, имение запущено и в руках матери (раздел был произведен позднее), – друзья зажили жизнью неимущих разночинцев:
«Оба поэта, – пишет Гаевский,[45] жили самым оригинальным, самым беззаботным и потому беспорядочным образом, почти не имея мебели в своей квартире и не нуждаясь в подобной роскоши, почти постоянно без денег, но зато с неистощимым запасом самой добродушной, самой беззаботной веселости». «Порядок, чистота и опрятность были качествами, неизвестными в домашнем быту обоих поэтов». Повидимому, военная служба не очень обременяла Баратынского и оставляла ему свободное время для литературной работы, хотя он и писал:
Баратынский в этот период был завсегдатаем вечеринок, устраивавшихся по большей части у лицейского «старосты» М. Яковлева. Здесь познакомился и сошелся он с Пушкиным, сразу отметившим его поэтическое дарование.
В то время Пушкин был разве что старшим по перу товарищем: масштабы еще не совсем определились. Оба поэта, очевидно, на одном из лицейских сборищ, одновременно, писали свои стихотворения в альбом брата «старосты», Павла Лукьяновича Яковлева. Пушкин писал: «Я люблю вечерний пир…», Баратынский: «Люблю пиров веселый шум» (стихотворение «Моя жизнь»). С Пушкиным Баратынский встречался и на литературных «субботах» Плетнева. Тогда же Баратынский был представлен Жуковскому и начал посещать его «среды». Надо думать, что большинство литературных связей завязалось именно в ту пору. К этому времени относится знакомство с Кюхельбекером, А. И. Одоевским, Д. Давыдовым, Ф. Глинкой, Гнедичем, И. Козловым и др. Несомненно, что Баратынский в 1819 г. посещал некоторые заседания Вольного общества любителей российской словесности, еще не будучи членом его, и бывал на заседаниях Литературного общества в Михайловском замке (он был принят в это общество в 1819 г.). Первые свои произведения как деревенского, так и петербургского времени он поместил в «Благонамеренном» и «Сыне Отечества» (начало 1819 г.). У биографов Баратынского установилась традиция, что литературная судьба Баратынского решилась случайным знакомством с Дельвигом. Однако мы видим, что среда, в которую попадает Баратынский, приехавший новичком из провинции, определилась еще корпусными связями, и именно через эти связи он попал в круг лицеистов. Роль Дельвига в качестве ментора и поэтического руководителя, может быть, несколько преувеличена, но влияние его на Баратынского отрицать не приходится. Это было влияние человека с гораздо большей культурой, с огромным пониманием стиха и тонким литературным вкусом. Вероятно, именно он учуял в Баратынском элегика и направил его по пути, где он мог, и подражая, оставаться оригинальным. Он помог ему, явившемуся в литературу с традиционными стишками «на случай», найти свой путь. Отсюда: «Ты ввел меня в семейство добрых Муз»[46] и «Певца пиров я с Музой подружил».[47]