Еще в конце 1819 г. на место гр. Салтыкова был избран Ф. Глинка. Член коренной думы «Союза благоденствия», полковник Ф. И. Глинка был как бы политическим руководителем литературы в Петербурге. Как член Тайного общества (правого его крыла), он в начале 1820-х гг. был весьма активен. В бумагах его сохранилась с того времени «памятка» – программа его агитационной деятельности: «Порицать: 1) Аракчеева и Долгорукова, 2) военные поселения, 3) рабство и палки, 4) леность вельмож, 5) слепую доверенность к правителям канцелярий (Геттун и Анненский)» и т. д.
В Вольном обществе любителей российской словесности вокруг председателя Глинки собралась довольно сплоченная компания молодых литераторов (Дельвиг, Крылов, Кюхельбекер и др.). Направление «Соревнователя» выравнивалось в сторону либерализма и литературного новаторства. Вокруг помощника председателя В. Каразина и гр. Хвостова группировалась правая группа писателей: А. Измайлов, В. Панаев, Б. Федоров, М. Загоскин, Е. Люценко, кн. Н. Цертелев и др. Впоследствии Бестужев[76] называл эту группу партией «положительного безвкусия»: «у ней голова князь Цертелев, а хвост (тела нет) Борис Федоров и еще два или три поползня».
Постепенно вытесняемая левыми (в особенности после резко-реакционного выступления Каразина 15 марта 1820 г.), группа эта переносит свою деятельность в Михайловское общество и в журнал «Благонамеренный», который с конца 1821 г. начинает резко выступать против утвердившихся в Вольном обществе любителей российской словесности. Позднее Измайлов прямо декларирует свое отмежевание от молодой литературной группы. Он пишет в «Благонамеренном» 1823 г.:[77] «Издатель „Благонамеренного“ употребит всевозможное старание, чтобы журнал его с будущего 1824 г. соответствовал в полной мере своему названию… не будут иметь места в „Благонамеренном“… сладострастные, вакхические и даже либеральные стихотворения молодых наших баловней-поэтов». Тем временем отмежевание правого лагеря идет не только по линии журнальной политики, – оно идет по линии политического доноса. В. Каразин в письме от 4 июля 1820 г. к министру внутренних дел гр. Кочубею относительно некоторых стихотворений, явившихся в журналах по случаю высылки А. Пушкина на юг России, пишет: «Я хотел было показать места в нескольких нумерах наших журналов, имеющие отношение к высылке Пушкина: дабы более уверить вас, сиятельнейший граф, что я не сказал ничего лишнего в бумаге моей 31 марта. Безумная эта молодежь хочет блеснуть своим неуважением правительства. В № IV „Соревнователя“ на стр. 70 Кюхельбекер, взяв эпиграфом из Жуковского:
восклицает к своему лицейскому сверстнику:
Хотя надпись на сей пьесе просто „Поэты“, но цель ее очень видна из многих мест, например:
Поелику эта пьеса была читана в обществе непосредственно после того, как высылка Пушкина сделалась гласною, то и очевидно, что она по сему случаю написана.
В № IV „Невского Зрителя“ Пушкин прощается с Кюхельбекером. Между прочим:
Сия пьеса, которую ваше сиятельство найдет на стр. 60 упомянутого журнала, чтобы отвратить внимание цензуры, подписана якобы 9 июня 1817 г. Нравственность этого святого братства и союза (о котором я предварял) вы изволите увидеть из других номеров, при сем приложенных, как то: из „Благонамеренного“, стр. 142, в пьесе Баратынского „Прощанье“. Из „Н Зрит“, кн. III, стр. 56. „Послание“; кн. IV, стр. 63, „Прелестнице“. Чтобы не утомлять ваше сиятельство более сими вздорами, вообразите, что все это пишут и печатают бесстыдно не развратники, запечатленные уже общим мнением, но молодые люди, едва вышедшие из царских училищ, и подумайте о следствиях такого воспитания! Я на это, на это только ищу обратить внимание ваше».[79]