(Из поэмы, преданной сожжению)
Поэмы
Параша Рассказ в стихах
«И ненавидим мы, и любим мы случайно».
Лермонтов I Читатель, бью смиренно вам челом. Смотрите: перед вами луг просторный, За лугом речка, а за речкой дом, Старинный дом, нахмуренный и черный, Раскрашенный приходским маляром… Широкий, низкий, с крышей безобразной, Подпертой рядом жиденьких колонн… Свидетель буйной жизни, лени праздной Двух или трех помещичьих племен. За домом сад: в саду стоят рядами Всё яблони, покрытые плодами… Известно: наши добрые отцы Любили яблоки — да огурцы. II Не разберешь — где сад, где огород? В саду ж был грот (невинная затея!) И с каждым утром в этот темный грот (Я приступаю к делу, не робея) Она — предмет и вздохов и забот, Предмет стихов моих довольно смелых, Она являлась — в платьице простом, И с книжкою в немножко загорелых, Но милых ручках… На скамью потом Она садилась… помните Татьяну?* Но с ней ее я сравнивать не стану; Боюсь — рукой читатели махнут И этой сказки вовсе не прочтут. III Но кто она? и кто ее отец? Ее отец — помещик беззаботный Сперва служил, и долго; наконец, В отставку вышел и супругой плотной Обзавелся; теперь большой делец! Живет в ладу с своими мужичками… Он очень добр и очень плутоват, Торгуется и пьет чаек с купцами. Как водится, его супруга — клад; О! сущий клад! и умница такая! А женщина она была простая, С лицом, весьма похожим на пирог; Ее супруг любил как только мог. IV У них одна лишь дочь была… Мы с ней Уж познакомились. Никто красоткой Ее б не назвал, правда; но, ей-ей (Ее два брата умерли чахоткой), — Я девушки не видывал стройней. Она была легка — ходила плавно; Ее нога, прекрасная нога, Всегда была обута так исправно; Немножко велика была рука; Но пальцы были тонки и прозрачны… И даже я, чудак довольно мрачный, На эту руку глядя, иногда Хотел… Я заболтался, господа. V Ее лицо мне нравилось… оно Задумчивою грустию дышало; Всегда казалось мне: ей суждено Страданий в жизни испытать немало… И что ж? мне было больно и смешно; Ведь в наши дни спасительно страданье… Она была так детски весела, Хотя и знала, что на испытанье Она идет, — но шла, спокойно шла… Однажды я, с невольною печалью, Ее сравнил и с бархатом и с сталью… Но кто в ее глаза взглянул хоть раз — Тот не забыл ее волшебных глаз. VI Взгляд этих глаз был мягок и могуч, Но не блестел он блеском торопливым; То был он ясен, как весенний луч, То холодом проникнут горделивым, То чуть мерцал, как месяц из-за туч. Но взгляд ее задумчиво-спокойный Я больше всех любил: я видел в нем Возможность страсти горестной и знойной, Залог души, любимой божеством. Но, признаюсь, я говорил довольно Об этом взгляде: мне подумать больно, Что — может быть — читающий народ Всё это неестественным найдет. VII Она в деревне выросла… а вы, Читатель мой, — слыхали вы, наверно, Что барышни уездные — увы! Бывают иногда смешны безмерно. Несправедливость ветреной молвы Известна мне; но сознаюсь с смиреньем, что над моей степнячкой иногда Вы б посмеялись: над ее волненьем В воскресный день — за завтраком, когда Съезжались гости, — над ее молчаньем, И вздохами, и робким трепетаньем… Но и она подчас бывала зла И жалиться умела, как пчела. VIII Я не люблю восторженных девиц… По деревням встречаешь их нередко; Я не люблю их толстых, бледных лиц, Иная же — помилуй бог — поэтка. Всем восхищаются: и пеньем птиц, Восходом солнца, небом и луною… Охотницы до сладеньких стишков, И любят петь и плакать… а весною Украдкой ходят слушать соловьев. Отчаянно все влюблены в природу… Но барышня моя другого роду; Она была насмешлива, горда, А гордость — добродетель, господа. IX Она читала жадно… и равно Марлинского и Пушкина любила* (Я сознаюсь в ее проступках)… но Не восклицала: «Ах, как это мило!» А любовалась молча. Вам смешно? Не верите вы в русскую словесность — И я не верю тоже, хоть у нас Весьма легко приобрести известность… Российские стихи, российский квас Одну и ту же участь разделяют: В порядочных домах их не читают А квас не пьют… но благодарен я Таким чтецам, как барышня моя. X Для них пишу… но полно. Каждый день — Я вам сказал — она в саду скиталась. Она любила гордый шум и тень Старинных лип — и тихо погружалась В отрадную, забывчивую лень. Так весело качалися березы, Облитые сверкающим лучом… И по щекам ее катились слезы Так медленно — бог ведает о чем. То, подойдя к убогому забору, Она стояла по часам… и взору Тогда давала волю… но глядит, Бывало, всё на бледный ряд ракит. XI Там, — через ровный луг — от их села Верстах в пяти, — дорога шла большая; И, как змея, свивалась и ползла И, дальний лес украдкой обгибая, Ее всю душу за собой влекла. Озарена каким-то блеском дивным, Земля чужая вдруг являлась ей… И кто-то милый голосом призывным Так чудно пел и говорил о ней. Таинственной исполненные муки, Над ней, звеня, носились эти звуки… И вот — искал ее молящий взор Других небес, высоких, пышных гор… XII И тополей и трепетных олив… Искал земли пленительной и дальной; Вдруг русской песни грустный перелив Напомнит ей о родине печальной; Она стоит, головку наклонив, И над собой дивится, и с улыбкой Себя бранит; и медленно домой Пойдет, вздохнув… то сломит прутик гибкой, То бросит вдруг… Рассеянной рукой Достанет книжку — развернет, закроет; Любимый шепчет стих… а сердце ноет, Лицо бледнеет… В этот чудный час Я, признаюсь, хотел бы встретить вас, XIII О, барышня моя… В тени густой Широких лип стоите вы безмолвно; Вздыхаете; над вашей головой Склонилась ветвь… а ваше сердце полно Мучительной и грустной тишиной. На вас гляжу я: прелестью степною Вы дышите — вы нашей Руси дочь… Вы хороши, как вечер пред грозою, Как майская томительная ночь. Но — может быть — увы! воспоминаньем Вновь увлечен, подробным описаньем Я надоел — и потому готов Рассказ мой продолжать без лишних слов». XIV Моей красотке было двадцать лет. (Иной мне скажет: устрицам в апреле, Девицам лет в пятнадцать — самый цвет… Но я не спорю с ним об этом деле, О разных вкусах спорить — толку нет.) Ее Праско