Тишина невольно побуждала к мечтательности. Прошло несколько минут, и Сердар, совершенно забывший, где он находится, перенесся мало-помалу к счастливым дням своего детства, которые протекли в старинном замке в Бургундии, принадлежавшем его роду со времени царствования Карла Смелого… Мысленно он снова видел перед собой феодальные башни, омываемые водой широких рвов, где жили миллионы лягушек, к монотонному кваканью которых он так любил прислушиваться по вечерам; подъемный мост, цепи которого служили ему трапециями; парадный двор, выложенный каменными плитами; витые лестницы и высокие залы, украшенные портретами предков — богатырей, закованных в железо, одни из которых пали при Азенкуре, где герцог сопровождал короля вместе с баронами, другие при Грансоне или под стенами Иерусалима. С каким благоговением он слушал, как дедушка с седыми волосами рассказывал ему о подвигах предков! Затем — это была следующая эпоха — полковники короля, мушкетеры, маршалы, капитаны, полковники французской гвардии; потом зал, украшенный в современном вкусе, портрет деда, который вместе с историей семьи знакомил его и с историей Франции: он был генерал дивизии, потерял руку при Ватерлоо… Он припоминал далее, что слушал не один… белокурая головка, ангельское и мечтательное личико девочки, моложе его на пять-шесть лет… Девочка говорила нежным голоском, когда дедушка останавливался:
— Еще, дедушка!.. Еще!
Как давно все это было!.. И глаза Сердара наполнились слезами, горькими и сладкими в одно и то же время. Жизнь открывалась перед ним, такая прекрасная и беззаботная! Продолжая делать обзор своей прошлой жизни, он вспомнил, как радовался, надев свои первые эполеты, с каким пылом и отвагой отправлялся в Крым… Но тут лицо его покрылось смертельной бледностью… перед ним предстала катастрофа, разбившая его жизнь. И он едва не разразился рыданиями, как это случалось с ним всякий раз, когда в нем просыпалось это ужасное воспоминание, но тут он вдруг поскользнулся и по самую грудь очутился в тине. Сердар испустил крик отчаяния, считая себя погибшим и чувствуя, что продолжает погружаться в трясину. Падая, он успел удержать карабин в руках, и это спасло его; он почувствовал, держась за него, что два конца карабина, дуло и приклад, лежат на твердой земле и не погружаются вместе с ним. Он выпрямился, поднялся на руках, пользуясь карабином, как точкой опоры, но медленно, постепенно, чтобы не сломать его, и вот наконец после тысячи предосторожностей ему удалось поставить сначала одно колено на твердую землю, затем другое… Своим спасением он был обязан простой случайности: топь начиналась чем-то вроде узкого канала, и карабин его вместо того, чтобы погрузиться с ним, лег поперек отверстия канала. Он понял, что в таком месте, где смерть ждет тебя на каждом шагу, не следует убаюкивать себя мечтами о прошлом, а нужно прислушиваться к каждому звуку и быть всегда наготове.
Часть своей одежды он очистил, вымыв ее в соседнем ручейке; полчаса спустя все высохло на солнце и он снова продолжал свой путь.
В ту минуту, когда Сердар двинулся вперед, вдруг послышался какой-то шум справа от него, в густой роще гуайявы у подошвы горы. Он зарядил карабин и стоял несколько минут неподвижно, ожидая, что вот-вот выйдет из чащи тигр, так как пантеры и другие крупные представители кошачьей породы не выходят днем из своих убежищ; никто однако, не показывался, и он ускоренным шагом двинулся дальше, чтобы наверстать потерянное время. Но этот непонятный шум все же заставил его несколько задуматься, а так как он знал, что ягуар, побуждаемый голодом, нападает иногда неожиданно, то как-то невольно обернулся назад, пройдя уже шагов пятьдесят. В эту минуту он находился на небольшой лужайке среди леса, совершенно залитой солнцем; в нескольких шагах от него листва деревьев была так густа, что солнце совсем не проникало сквозь нее; на расстоянии каких-нибудь ста метров все смешивалось среди полутеней, которые придают всем предметам вследствие неясных и неопределенных очертаний самые фантастические образы. Так, на том месте, по которому он шел всего каких-нибудь десять минут тому назад, ему привиделось нечто вроде человеческого силуэта, который стоял у куста и пристально смотрел на него…
Кто мог осмелиться прийти сюда один, в эту опасную долину? Нет, это не что иное, как оптический обман! Он закрыл глаза, как это делаем мы всегда, чтобы убедиться, реально ли то, что мы видим, а когда снова открыл их, то странный образ уже совершенно исчез.
— Обычная игра света и теней! — пробормотал он. — Она часто вызывает такие явления. Если из ярко освещенного места посмотреть сразу в темное, перед глазами проходит как бы облако, которое изменяет вид самых простых предметов. Мне хочется, однако, выяснить, в чем тут дело, никакие предосторожности не могут быть здесь лишними.
И он вернулся назад с целью убедиться, что кустарник, у которого происходила эта игра теней, не заключает в себе ничего подозрительного. Но ему оказалось ненужным идти туда для разрешения своего недоразумения; едва сделал он несколько шагов в том направлении, как из-за группы гуайяв выскочил туземец бронзового цвета (таковы все жители Коромандельского берега) и пустился бежать в самую чашу джунглей. Сердар тотчас же бросился его преследовать: два раза прицеливался он и два раза помешал ему ствол дерева, прикрывший собой негодяя.
Сердар понял, что, продолжая таким образом, он даст своему противнику возможность убежать; он решил отказаться от карабина и пустить в ход быстроту. Интересы его безопасности его требовали, чтобы он захватил туземца, который, весьма вероятно, был шпионом, предвестником более сильного отряда… Таковы были, по крайней мере, мысли, мелькнувшие в его голове.
Он скоро заметил, что быстро выигрывает пространство: две-три минуты такой скорости — и беглец будет в его власти. Но вот последний сделал легкий крюк в сторону, как бы желая изменить направление, но тотчас же пустился бежать по тому же направлению, по которому бежал до сих пор и которое вело его к большим болотам, сообщающимся с озером Каллоо… Следовать за ним, не имея необходимых сведений о тех местах, было положительно невозможно. Сердар употреблял сверхчеловеческие усилия, чтобы догнать его: он не бежал больше, а прыгал через кустики и кактусы, как тигр, преследующий свою добычу; в одно мгновение ока расстояние уменьшилось с поразительной быстротой… противник его ослабевал… Он уже совсем настигал его, когда вдруг, добежав до того места, где тот сделал поворот, почувствовал, что почва проваливается под его ногами, и вслед за этим исчез в яме для пантер глубиной в шесть-семь метров.
Сотрясение было так сильно, что он потерял сознание. Кишнайя, вождь душителей, сдержал слово: жизнь Сердара находилась в его руках, и тот, имя которого заставляло дрожать англичан, был его пленником. Опьяненный радостью успеха, шпион три раза падал ниц среди джунглей, благодаря богиню Кали за помощь, оказанную ему; затем он медленно направился к яме, задерживая дыхание и стараясь не делать ни малейшего шума. Время от времени он останавливался, прислушиваясь, не раздается ли оттуда крик или жалоба, затем продолжал идти с прежней осторожностью.
Но вот он подошел к яме; там царила глубокая тишина, и не будь с одной стороны нарушена симметрия веток, трав и сухих листьев — верный признак, что поимка удалась, Кишнайя, суеверный, как все индусы, подумал бы, что его пленник был лишь плодом игры воображения.
Большая часть веток и кустов, прикрывавших яму, остались нетронутыми, и это обстоятельство благоприятствовало пленнику, не позволяя видеть снаружи то, что делалось внутри. К тому же яма была вырыта таким образом, что диаметр ее верхней части был меньше диаметра всей ямы, и звери никак не могли добраться до ее краев, вследствие чего еще труднее было видеть, что происходило на ее дне.
Обморок Сердара продолжался недолго, и он, придя в себя, сразу понял адскую хитрость своего противника, а также и то, что он погиб, если не будет отвечать хитростью на хитрость.