Рюноскэ Акутагава
Избранное в 2-х томах
Том 1
Предисловие (Н. Фельдман)
Ворота Расёмон. Перевод Н. Фельдман
Маска хёттоко. Перевод Л. Ермаковой
Нос. Перевод А. Стругацкого
Бататовая каша. Перевод А. Стругацкого
Обезьяна. Перевод Н. Фельдман
Носовой платок. Перевод Н. Фельдман
Табак и дьявол. Перевод В. Сановича
Mensura Zoili. Перевод H. Фельдман
Счастье. Перевод Н. Фельдман
Показания Огата Рёсай. Перевод И. Львовой
Оиси Кураноскэ в один из своих дней. Перевод Н. Фельдман
Рассказ о том, как отвалилась голова. Перевод Н. Фельдман
Кэса и Морито. Перевод Н. Фельдман
Паутинка. Перевод В. Марковой
Муки ада. Перевод Н. Фельдман
Убийство в век «Просвещения». Перевод Б. Раскина
Смерть христианина. Перевод А. Рябкина
Учитель Мори. Перевод Н. Фельдман
О себе в те годы. Перевод Б. Раскина
Просвещенный супруг. Перевод Б. Раскина
Мандарины. Перевод Н. Фельдман
Трясина. Перевод В. Сановича
Сомнение. Перевод Н. Фельдман
Дзюриано Китискэ. Перевод Н. Фельдман
Как верил Бисэй. Перевод Н. Фельдман
Чудеса магии. Перевод В. Марковой
Лук. Перевод И. Головнина
Ду Цзы-чунь. Перевод В. Марковой
Осень. Перевод Н. Фельдман
Мадонна в черном. Перевод И. Львовой
Рассказ об одной мести. Перевод Н. Фельдман
Сусаноо-но-микото на склоне лет. Перевод И. Вардуля
Нанкинский Христос. Перевод Н. Фельдман
Подкидыш. Перевод Н. Фельдман
Бог Агни. Перевод И. Головнина
Вальдшнеп. Перевод Н. Фельдман
Странная историк. Перевод Н. Фельдман
Кончина праведника. Перевод И. Львовой
В чаше. Перевод Н. Фельдман
Генерал. Перевод Н. Фельдман
Комментарии Н. Фельдман
Предисловие (Н. Фельдман)
Акутагава Рюноскэ (1892—1927) можно назвать последним классиком новой японской литературы, понимая под этим литературу от последнего десятилетия XIX века (от Фтабатэя) до начала второй мировой войны, то есть того рубежа, за которым началась литература современная. Однако он привлекает до настоящего времени живой интерес читателей, о чем говорят три издания полного собрания его сочинений, вышедшие в Японии в сороковых и пятидесятых годах, и непрестанно выходящие сборники избранных новелл. Вышли и выходят монографии и статьи литературоведов и критиков, посвященные творчеству Акутагава в целом и отдельным проблемам. Учреждена литературная премия имени Акутагава, ежегодно присуждаемая молодому писателю. Словом, как классик он общепризнан [1].
Когда Акутагава не было и года, у его матери началось психическое заболевание, и ребенка, еще при жизни отца, усыновил его дядя, чью фамилию он и принял. Эта старая интеллигентная семья имела в числе своих предков писателей и ученых периода Эдо (эпоха военно-феодальной диктатуры Токугава, XVII—XIX веков) и хранила культурные традиции тех времен. В семье господствовало увлечение средневековой поэзией и старинными школами живописи, строго соблюдался старинный уклад, требовавший беспрекословного повиновения главе дома.
Жизнь Акутагава бедна внешними событиями. В 1916 году он окончил отделение английской литературы и языка филологического факультета Токийского императорского университета, где его сокурсниками были будущие писатели Кумэ Macao, Ки-кути Хироси (Кан), Ямамото Юдзо и другие. Из университета Акутагава вынес знание европейской литературы, которое он расширял и углублял до конца жизни, и дружеские связи, имевшие некоторое значение в первые годы его литературной жизни. Окончив университет, Акутагава в течение трех лет работал преподавателем английского языка в Морском механическом училище в городе Камакура. В 1919 году он оставил службу и переехал в Токио. Недолго проработав в редакции газеты «Осака майнити», Акутагава всецело отдался писательской деятельности. Первые его рассказы были опубликованы еще в студенческие годы и привлекли внимание крупнейшего писателя тех лет, Нацумэ Сосэки. В последние годы жизни Нацумэ (он умер в 1916 году) Акутагава сблизился с ним и находился под его сильным моральным и психологическим влиянием. Он быстро выдвинулся в литературном мире и оставался в первых рядах писателей до конца своей недолгой жизни.
Акутагава вступил в литературу в 1916 году. В конце второго десятилетия XX века в Японии произошли сильные экономические и политические потрясения. За окончанием первой мировой войны последовала небывалая в Японии экономическая депрессия, прокатились знаменитые «рисовые бунты». В последующее десятилетие обострилась классовая борьба: в двадцатые годы произошел резкий подъем стачечного движения; участились революционные демонстрации пролетариата; расширилось социалистическое движение; сформировалась и окрепла Коммунистическая партия Японии. В двадцатые годы активизировалась и реакция: был принят так называемый «закон о борьбе с опасными мыслями», еще в первую половину двадцатых годов произошли вспышки террора, убийства и казни революционных деятелей. Интеллигенция не оставалась пассивной: значительная ее часть оказалась захваченной революционным подъемом тех лет. Но литература Японии не шла в ногу со своим временем. Растянутость на десятилетия буржуазных реформ, вызванных революцией 1867 года, запоздалое соприкосновение с западной культурой, от которой до середины XIX века японский народ был отделен политикой военно-феодальных диктаторов, — все это привело к тому, что японская буржуазная литература проходила этапы, в свое время длившиеся в России и Западной Европе многие десятилетия, убыстренным темпом. Первое десятилетие XX века было временем расцвета критического реализма, во втором он уже стал перерождаться в натурализм. Часть же писателей подпала под влияние западной литературы «конца века». Акутагава сам сказал: «По моему мнению, девяностые годы XIX века были временем высшего расцвета искусства. И я сложился как человек в художественной атмосфере этого десятилетия. Мне не легко было освободиться от этих влияний юношеских лет. И по мере моего роста я чувствовал это все острей». Вот в несоответствии всего комплекса идей и подхода к жизни, восходящих к искусству «конца века» — минувшего, и окружающей действительности начала века — нынешнего, в остром осознании этого несоответствия и тщетных попытках преодолеть его и состоит трагедия Акутагава как человека и художника.
В самом начале литературной деятельности Акутагава совместно с писателями Кумэ и Кикути образовал группу, которая резко противопоставила себя натурализму и выступила глашатаем нового течения, подчеркивавшего ценность литературы прежде всего как искусства. В противовес бытописательству и нарочитой безыскусственности изложения, к чему стремилась натуралистическая литература, эта группа, именовавшая себя «Сингикоха» («Школа нового мастерства»), заявила права на литературную выдумку, на отчетливо выраженную фабульность, требовала разнообразия и красочности материала, ценила яркость образа и выразительность языка. Все это нашло воплощение в творчестве Акутагава, которого можно назвать лучшим мастером сюжетной новеллы в японской литературе [2].
Акутагава начинал свою литературную деятельность под сильным влиянием эстетизма. Он сам вполне ясно сказал об этом в «Жизни идиота», хотя бы в первой ее миниатюре: «Человеческая жизнь не стоит и одной строки Бодлера». Об этом говорит и одна из лучших его новелл — «Муки ада», темой которой является противопоставление искусства жизни. И все же проклят художник, говорит эта новелла, который стремится достичь торжества искусства над жизнью.
1
Не лишне прибавить, что многие новеллы Акутагава, переведенные на английский, французский, немецкий, испанский, итальянский языки и на эсперанто, издавались в странах Европы и Америки. В СССР ранее были изданы «Дзюриано Китисукэ» и «Тело женщины» («Восточные сборники», М. 1924); «В бамбуковой чаще» (сборник «Запад и Восток», М. 1926); «Генерал» и «Жизнь идиота» (журнал «Интернациональная литература», 1936, № 9); двадцать новелл в сборнике: Акутакава Рюноскэ, Расёмон, Л. 1936; тридцать шесть новелл в сборнике: Акутагава, Новеллы, М. 1959; Акутагава Рюноскэ, В стране водяных, М. 1962.
2
Кроме новелл, которых им написано около полутораста, Акутагава написал несколько десятков миниатюр, циклы лирико-философских заметок («Тёкодо» и «Слова пигмея»), несколько сценариев, небольшое число стихотворений, ряд литературно-критических статей.