Annotation
Англия, 19 век. Время легкий платьев, балов, галантных кавалеров и застенчивых дам - так мы представляем себе то, что было тогда. А если попробовать взглянуть на события немного по-другому? Я расскажу одну историю... Свою историю. Которая, как я думала, будет о любви, а оказалась...
Оникс Рина
Оникс Рина
Том 1. Взгляд волка
ТОМ I . Г рани одержимости . Взгляд волка
Глава I .
Даже сквозь серые стены порой пробивается волшебный цветок. Жаль, только стены не знают, что цветку нужно солнце, чтобы распуститься.
Из писем Ариан к Джонатану
Май, 1804 год
Темные, холодные стены, тяжелые гардины, закрывающие окна и не дающие свету проникать внутрь, хотя бы для того, чтобы внести что-то теплое в мрачную и одинокую атмосферу дома. Впрочем, все это было привычным для меня окружением с момента рождения, десять лет назад. Впервые я увидела этот мир серым утром одного из последних дней мая. Наверное, моя жизнь похожа на тот миг - одинокая, пустая и серая. Но тот урок, который я выучила первым, был в том, что никому нет дела до твоих желаний и эмоций. А, значит, нет смысла их проявлять.
Мои родители покинули меня в тот же момент, когда врач разрешил моей матери совершить короткий переезд из нашего поместья в Лондон, оставив меня на попечение сначала нянек, а затем гувернанток и бесконечного числа учителей. С тех пор, я видела их редко: два-три раза в год, когда они приезжали на мой день рождения и проверить мои достижения. Все остальное время я была предоставлена самой себе. Вот только свобода была мнимой. Почти весь мой день был расписан по минутам моим отцом: подъем, урок верховой езды, завтрак, занятия языками, изучение принципов управления не только домом, но и большим поместьем, обед, этикет, танцы, игра на фортепиано. В те редкие выходные, которые мне выпадали, единственным моим прибежищем была библиотека, поскольку дочери маркиза не полагалось общаться с детьми арендаторов, за чем строго следили все те же гувернантки, посылая обширные отчеты в Лондон. А единственный сын наших соседей, который мог бы составить мне компанию, обучался в Итоне и не торопился наносить визиты родителям, которые, впрочем, также предпочитали Лондон.
Довольно часто я сожалела, что не родилась мальчиком, которого так хотел мой отец, ведь тогда все было бы значительно проще. Еще чаще я сожалела, что моя мать, после моего рождения, больше не смогла иметь детей, что привело к скрытой ненависти моего родителя к ней. Он мечтал о наследнике, о том, кто станет продолжателем рода Апревилль, но получил лишь некрасивую девочку, которую вряд ли сможет удачно выдать замуж, хотя... деньги здесь решали все или нет?
Я моргнула, отгоняя непрошенные сожаления, и привычно проигнорировала почтительный книксен очередной горничной. Мой отец выдрессировал прислугу до такой степени, что даже в его отсутствие правила соблюдались неукоснительно: строгая форма, предельная дистанция, никаких разговоров. Только иногда, когда становилось совсем невыносимо, поздними вечерами, я пробиралась поближе к кухне, и мой слух мог уловить отголоски разговоров и смех, который, как я знала, прекратится тот час, когда я появлюсь рядом. Так было всегда и, наверное, всегда будет. Похоже, я уже давно перестала быть ребенком, если вообще когда-либо им была.
Моя походка была спокойной и размеренной, хотя я уже на пять минут опаздывала к ленчу. Мой отец, ценивший пунктуальность, как одну из добродетелей, считал это недопустимым, и я надеялась, что в связи с небольшой суматохой, вызванной ожиданием приездах моих родителей, этого не заметят. Иначе, я смогу попрощаться со своим выходным, который был мне обещан в случае, если за целый месяц за мной не будет числиться ни единого недочета. Мысль о том, чтобы ускорить шаг, промелькнула и исчезла за ненадобностью, этим я привлеку только излишнее внимание - леди никогда не спешат, как любила повторять моя матушка.
Я уже спускалась по лестнице, когда дворецкий распахнул парадные двери и в дом вошли лорд и леди Апревилль - мои родители. Они представляли собой странную пару: мать - невысокая полная женщина, с внешностью типичной англичанки, и отец - очень высокий, худой, костлявый, сутулый француз, эмигрировавший в Англию незадолго до начала революции. Как почтительная дочь, я замерла у подножия лестницы и спокойно дожидалась, пока мой родитель отдаст приказания слугам своим резким отрывистым голосом с легким французским акцентом. Я не двинулась с места, ожидая, когда он обратит на меня внимание и отпустит. Покидать комнату, в которой находился отец, без его разрешения мне было запрещено, впрочем, как и садится. Иногда я стояла по нескольку часов в его кабинете только потому, что он забывал про меня. Арман Антуан де Белле маркиз Апревилль не признавал прямых телесных наказаний, но вполне мог посадить меня в неотапливаемую комнату на хлеб и воду за непослушание, до чего я предпочитала не доводить. Свой урок я усвоила давно...
Наконец, отец обратил на меня внимание и кивком головы подозвал. Я молча подошла и сделала глубокий реверанс, приветствуя родителей. Отец окинул меня странным взглядом, а потом сказал:
- Ты можешь отправляться на свой ленч, Ариан. После него зайдешь ко мне в кабинет. Я лично проверю все то, что ты усвоила за прошедший год.
- Да, отец, - я снова сделала реверанс.
Он спокойно кивнул и легко, несмотря на свои годы начал подниматься по лестнице, оставив меня наедине с матерью, на которую он не считал нужным тратить свое внимание и время. Маркиза Апревилль происходила из небогатого дворянского рода и была выбрана моим родителем в жены благодаря плодовитости ее семейства и возможности приобрести жену в короткие сроки - попросту говоря купить. Наверное, мои родственники, с материнской линии ожидали, что, породнившись с богатым, как Крез, моим отцом они получат какие-то выгоды... Что ж им пришлось жестоко разочароваться, ибо маркиз Апревилль не только отказался поддерживать их материально, но и фактически не признавал их. Так что моя мать была вынуждена высылать им незначительные суммы из содержания, положенного ей отцом. Эта женщина, которую я называла матерью, на деле не вызывала у меня каких-либо чувств, кроме затаенного раздражения, своими редкими попытками читать мне нравоучения, на что в моих глазах она не имела права. Похоже, она это чувствовала, что вызывало у нее лишь приступы странной озлобленности. Кроме того, я слишком походила на своего отца, на котором она, увы, не могла выместить свои обиды... оставалась только я, но к этому постепенно тоже привыкаешь. Я привыкла.
Мать смерила меня взглядом и, поджав губы, бросила:
- С днем рождения, Ариан. Ты можешь идти на ленч, сегодня, я не присоединюсь к тебе, - она повернулась к экономке, все еще почтительно стоящей неподалеку: - Марта, принеси мне порошки от мигрени, у меня жутко разболелась голова, пока мы ехали. Эта невыносимая тряска.
Мать картинно приложила руку ко лбу. Я не стала наблюдать за продолжением спектакля, который видела уже не раз и отправилась на ленч, на который безнадежно опоздала, что наверняка заметил мой отец... Прощай, выходной.