— Хорошо, Змей, — промолвил Зверобой, когда индеец закончил свой недолгий, но полный воодушевления рассказ, — хорошо, Змей. Ты бродил вокруг становища мингов и, может быть, расскажешь нам что-нибудь о пленниках: об отце этих молодых женщин и о молодом парне, который, как я полагаю, приходится одной из них женихом.
— Чингачгук их видел. Старик и молодой воин — поникший хемлок и высокая сосна.
— Ну, не совсем так, делавар: старик Хаттер, правда, клонится книзу, но еще много прочных бревен можно вытесать из такого ствола. Что касается Гарри Непоседы, то по росту, силе и красоте он и впрямь украшение человеческого леса. Скажи, однако: они были связаны, их подвергали пыткам? Я спрашиваю от имени молодых женщин, которым, смею сказать, очень хочется обо всем знать.
— Нет, Зверобой, мингов слишком много, им нет нужды сажать дичь в клетку. Одни караулят, другие спят, третьи ходят на разведку, иные охотятся. Сегодня бледнолицых принимают как братьев, завтра с них снимут скальпы.
— Джудит и Хетти, утешительная новость для вас: делавар говорит, что вашему отцу и Гарри Непоседе индейцы не сделали ничего худого. Они, конечно, в неволе, но, вообще говоря, чувствуют себя не хуже, чем мы.
— Рада слышать это, Зверобой, — ответила Джудит. — И так как теперь к нам присоединился ваш друг, то я нисколько не сомневаюсь, что нам скоро удастся выкупить пленников. Если в лагере есть женщины, то у меня найдутся наряды, от которых у них разгорятся глаза, а на худой конец мы откроем сундук, там, я думаю, хранятся вещи, способные соблазнить даже вождей.
— Джудит, — улыбаясь, сказал молодой человек, глядя на нее с выражением живого любопытства, которое, несмотря на вечерний сумрак, не ускользнуло от проницательных взоров девушки, — Джудит, хватит ли у вас духу отказаться от нарядов, чтобы освободить пленников, даже если один из них ваш отец, а другой добивается вашей руки?
— Зверобой, — отвечала Джудит после минутной заминки, — я буду с вами откровенна. Признаюсь, было время, когда наряды были мне дороже всего на свете. Но с некоторых пор я чувствую в себе перемену. Хотя Гарри Непоседа ничто для меня, я бы все отдала, чтобы его освободить. И, если я готова это сделать для хвастуна, забияки, болтуна Непоседы, в котором, кроме красивой внешности, ничего нет хорошего, можете представить себе, на что я готова ради моего отца.
— Это звучит прекрасно и вполне соответствует женской натуре. Такие чувства встречаются даже среди делаварских девушек. Мне часто, очень часто приходилось видеть, как они жертвовали своим тщеславием ради сердечной привязанности. Женщины и с красной и с белой кожей созданы для того, чтобы чувствовать и повиноваться чувствам.
— А отпустят ли дикари нашего отца, если мы с Джудит отдадим им все наши платья? — спросила Хетти своим невинным, кротким голосом.
— В это дело могут вмешаться женщины, милая Хетти, да, могут вмешаться женщины… Но скажи мне, Змей, много ли скво [45] среди этих негодяев?
Делавар слушал и понимал все, что при нем говорили, хотя с обычной индейской степенностью и замкнутостью сидел, отвернувшись и как будто ничуть не интересуясь разговором, который его не касался. Однако на вопрос друга он сразу ответил со свойственной ему отрывистой манерой.
— Шесть, — сказал он, протягивая вперед все пальцы левой руки и большой палец правой. — И еще одна. — Тут он выразительно прижал руку к сердцу, намекая этим поэтическим и вместе с тем естественным жестом на свою возлюбленную.
— Значит, ты видел ее, вождь? Быть может, тебе удалось рассмотреть ее хорошенькое личико или близко подойти к ней, чтобы спеть ей на ухо одну из тех песен, которые она так любит?
— Нет, Зверобой, там слишком много деревьев, и ветви их покрыты листвой, как небо облаками во время грозы. Но (тут молодой воин повернулся к другу, и улыбка внезапно озарила его свирепое, раскрашенное, да и от природы сумрачное смуглое лицо ясным светом теплого человеческого чувства) Чингачгук слышал смех Уа-та-Уа, он узнал его среди смеха ирокезских женщин. Он прозвучал в его ушах, как щебетание малиновки.
— Ну, я могу довериться уху влюбленного, а делаварское ухо различает все звуки, которые оно когда-либо слышало в лесах… Не знаю, почему это так, Джудит, но, когда молодые люди — я разумею и юношей и девушек — начинают испытывать нежные чувства друг к другу, просто удивительно, каким приятным кажется им смех или голос любимой. Мне приходилось видеть, как суровые воины прислушивались к болтовне и смеху молодых девушек, словно к музыке, которую можно услышать в старой голландской церкви на главной улице в Олбани, где я бывал не раз, продавая меха и дичь.