Оставшись одни, Зверобой и Чингачгук продолжали беседу.
— Давно ли молодой бледнолицый охотник пришел на это озеро? — спросил делавар, вежливо подождав сначала, чтобы его друг заговорил первым.
— Только вчера в полдень, Змей, хотя за это время успел достаточно повидать и сделать.
Взгляд, который Чингачгук бросил на товарища, был таким острым, что, казалось, пронизывал сгустившийся ночной мрак. Искоса поглядев на индейца, Зверобой увидел два черных глаза, устремленных на него, как зрачки пантеры или загнанного волка. Он понял значение этого пылающего взора и ответил сдержанно:
— Так оно и было, как ты подозреваешь, Змей, да, нечто в этом роде. Я встретил врага и не стану скрывать, что одолел его.
У индейца вырвалось восторженное восклицание; положив руку на плечо друга, он с нетерпением спросил, удалось ли тому добыть скальп противника.
— Ну, насчет этого я готов заявить в лицо всему племени делаваров, старому Таменунду и твоему отцу, великому Ункасу, что такие дела не приличествуют белым. Как видишь, Змей, мой скальп остался у меня на голове, а только он и подвергался опасности в данном случае.
— Воин не пал? Зверобой не оправдал прозвища, которое ему дали, он был недостаточно зорок или недостаточно проворен с ружьем?
— Ну нет, ты ошибаешься! Смею сказать, что минг убит.
— Вождь? — спросил индеец со страстным нетерпением.
— Этого я не могу тебе сказать. Он был ловок, коварен, тверд сердцем и, может быть, пользовался большой известностью среди своего народа, чтобы заслужить это звание. Он дрался храбро, хотя глаз его был не настолько быстр, чтобы опередить того, кто прошел военную выучку вместе с тобой, делавар.
— Моему другу и брату удалось захватить тело?
— В этом не было никакой надобности — минг умер у меня на руках. Надо теперь же сказать всю правду: он сражался, как подобает краснокожему, а я сражался, как подобает белому.
— Хорошо! Зверобой бледнолиц, и у него белые руки. Делавар снимет скальп, повесит его на шест и пропоет песню в честь Зверобоя, когда мы вернемся к нашему народу. Честь принадлежит племени, ее не следует терять.
— Это легче сказать, чем сделать. Тело минга осталось в руках его друзей и, без сомнения, спрятано в какой-нибудь дыре, где даже при всей твоей делаварской хитрости вряд ли удастся добыть его скальп.
Молодой человек коротко, но ясно рассказал своему другу о событиях этого утра, ничего не утаив, но по возможности уклоняясь от принятого среди индейцев бахвальства. Чингачгук снова выразил свое удовольствие, узнав, какой чести удостоился его друг. Затем оба встали, так как наступил час, когда ради большей безопасности следовало отвести ковчег подальше от берега.
Было уже совсем темно; небо затянулось тучами, звезды померкли. Как всегда после захода солнца, северный ветер стих и с юга повеяла легкая воздушная струя. Эта перемена благоприятствовала намерениям Зверобоя, он поднял якорь, и баржа тотчас же начала дрейфовать вверх по озеру. Когда подняли парус, скорость судна увеличилась до двух миль в час. Итак, не было никакой нужды работать веслами. Зверобой, Чингачгук и Джудит уселись на корме; охотник взялся за руль. Затем они начали совещаться о том, что делать дальше и каким образом освободить друзей.
Джудит принимала живое участие в этой беседе. Делавар без труда понимал все, что она говорила, но отвечал на своем языке, и его сжатые и меткие замечания должен был переводить Зверобой. За последние полчаса Джудит много выиграла в мнении своего нового знакомого. Она быстро решала вопросы, предлагала смелые и уверенные планы, и все ее суждения были глубоко продуманы. Сложные и разнообразные события, которые произошли после их встречи, одиночество девушки и зависимое ее положение заставили ее относиться к Зверобою как к старому, испытанному другу, и она доверилась ему всей душой. До сих пор Джудит относилась к мужчинам настороженно, но теперь она отдалась под покровительство молодого человека, очевидно не таившего против нее никаких дурных намерений. Его честность, наивная поэзия его чувств и даже своеобразие его речи — все это способствовало возникновению привязанности, такой же чистой, как внезапной и глубокой. До встречи со Зверобоем у Джудит было много поклонников и ценителей ее красоты, но все они смотрели на нес как на хорошенькую игрушку, и она сомневалась в искренности их напыщенных и приторных комплиментов. Красивое лицо и мужественная фигура Непоседы не искупали неприятного впечатления от его шумной и грубой манеры держаться. Зверобой же был для Джудит олицетворением прямоты, и его сердце казалось ей прозрачным, как кристалл. Даже его равнодушие к ее красоте, вызывавшей восхищение всех мужчин, подстрекало тщеславие молодой девушки и еще сильнее раздувало в ней искру нежного чувства.
Так прошло около получаса; все это время ковчег медленно скользил по воде. Тьма сгущалась вокруг.
На южном берегу уже начинали теряться в отдалении темные лесные массивы, а горы отбрасывали тень, закрывавшую почти все озеро. Впрочем, на самой его середине, где на водную поверхность падал тусклый свет, еще струившийся с неба, узкая и слабо мерцавшая полоса тянулась по прямой линии с севера на юг. По этому подобию Млечного Пути и подвигался ковчег, что значительно облегчало работу рулевого. Джудит и Зверобой молча любовались торжественным спокойствием природы.
— Какая мрачная ночь! — заметила Джудит после долгой паузы. — Надеюсь, нам удастся найти замок.
— Да, вряд ли мы его проглядим, если будем держаться по самой середине озера, — отозвался молодой человек. — Сама природа указала нам здесь дорогу, и, как бы ни было темно, нам нетрудно следовать по ней.
— Вы ничего не слышите. Зверобой? Мне кажется, будто вода плещет где-то совсем близко от нас.
— Правда! Что-то действительно движется в воде. Должно быть, рыба. Эти создания гоняются друг за дружкой совсем как люди или звери на суше. Вероятно, одна из них подпрыгнула в воздух, а потом опять погрузилась в свою стихию. Никто из нас, Джудит, не должен покидать свою стихию, природа всегда возьмет свое… Тс! Слушайте! Это похоже на шум весла, которым действуют очень осторожно…
Тут делавар склонился над бортом и многозначительно показал пальцем куда-то в темноту. Зверобой и Джудит взглянули в этом направлении, и оба одновременно увидели пирогу. Очертания этого неожиданного соседа были очень неясны и легко могли ускользнуть от менее опытных глаз. Но пассажиры ковчега сразу разглядели пирогу; в ней стоял, выпрямившись во весь рост, человек и работал веслом. Разумеется, нельзя было узнать, не притаился ли еще кто-нибудь на дне лодки. Уйти на веслах от легкой пироги было невозможно, и мужчины схватились за карабины, готовясь к бою.
— Я легко могу свалить гребца, — прошептал Зверобой, — но сперва мы окликнем его и спросим, что ему надо. — Затем, возвысив голос, он произнес внушительным тоном: — Стоп! Если ты подплывешь ближе, я должен буду стрелять, и тебя ожидает неминуемая смерть. Перестань грести и отвечай!
— Стреляйте и убейте бедную, беззащитную девушку, — ответил мягкий и трепещущий женский голос, — но бог вам этого никогда не простит! Ступайте вашей дорогой, Зверобой, а мне позвольте идти моей.
— Хетти! — одновременно воскликнули охотник и Джудит.
Зверобой бросился к тому месту, где была привязана пирога, которую они вели на буксире. Пирога исчезла, и молодой человек сразу понял, в чем дело. Что касается беглянки, то, испугавшись угрозы, она перестала грести и теперь смутно выделялась во мраке, как туманный призрак, поднявшийся над водой. Парус тотчас же спустили, чтобы помешать ковчегу обогнать пирогу. К несчастью, это было сделано слишком поздно: инерция и напор ветра погнали судно вперед, и Хетти очутилась с подветренной стороны. Но она все еще оставалась на виду.
— Что это значит, Джудит? — спросил Зверобой. — Почему ваша сестра отвязала лодку и покинула нас?
— Вы знаете, что она слабоумная. Бедная девочка! У нее свои понятия о том, что надо делать. Она любит отца больше, чем дети обычно любят своих родителей, и, кроме того…