— Да у меня просто глаза на лоб полезли.
— Что тебя так удивило?
— Мне казалось, вы не разговариваете.
Орло разразился хохотом гиены. Он явно был до крайности возбужден, что, разумеется, можно понять, ведь Ванесса, как говорится, — древо, на котором зреет плод его жизни, припомнилось мне чье-то изречение. Поневоле задумаешься о том, как разительно могут не совпадать вкусы. Я уже говорил, ослепительная красота Ванессы увлекла меня на какой-то миг, но при мысли о том, чтобы связать с ней свою судьбу, я весь леденел от ужаса, между тем Орло всей душой к этому стремился. Точно так же мой дядя Том ходит кругами, стараясь заполучить за сумасшедшие деньги овальную серебряную шоколадницу эпохи королевы Анны, а я бы ни за что на свете не появился с ней в обществе. Все-таки странно устроена жизнь.
Орло все хохотал.
— Ты отстал от жизни, Берти. Все уже в прошлом. Действительно, некоторое время наши отношения были натянуты, и даже прозвучали резкие слова, но вчера вечером мы полностью помирились.
— Ты вчера вечером ее встретил?
— Да. После того, как мы с тобой расстались. Она прогуливалась, перед тем как лечь и оросить слезами подушку.
— Это еще почему?
— Она ведь думала, что выходит замуж за тебя.
— Вот оно что, иначе говоря, лучше смерть, чем под венец.
— Точно.
— Сожалею, что доставил ей такие огорчения.
— Все в порядке. Она быстро утешилась, когда я рассказал ей, что побывал у Кука, потребовал свои деньги и даже несколько раз стукнул кулаком по столу. Она так горько раскаивалась в том, что называла меня раньше жалкой дрожащей тварью, на нее больно было смотреть. Стала сравнивать меня с героями греческих мифов, разумеется, не в их пользу. И, короче говоря, бросилась в мои объятия.
— Должно быть, сразу промокла?
— Конечно, промокла. Но это ее не испугало. Как всякую эмоциональную натуру.
— Да, наверное.
— И вот тогда мы решили бежать. Ты, конечно, спросишь, на какие средства мы собираемся жить, но с моим жалованьем и скромным наследством, доставшимся ей от тети, как-нибудь протянем. Мы договорились, что она рано позавтракает, пойдет в гараж, возьмет «бентли», остальные машины выведет из строя, оставив Куку для преследования только «форд» садовника.
— Это наверняка его парализует.
— И я так думаю. «Форд» — отличная рабочая машина, но она не пригодна для погони за дочерьми по пересеченной местности. Куку нипочем нас не догнать.
— А если и догонит, что он может сделать? Не понимаю.
— Не понимаешь? А как насчет его арапника?
— М-да.
Не знаю, хотел ли он развить эту тему дальше, но тут с улицы послышался гудок автомобиля.
— Это она, — обрадовался Орло и вышел.
Я тоже. Но так как у меня не было ни малейшего желания встречаться с Ванессой, я вышел через заднюю дверь и вернулся в «Уютный уголок». Там я открыл роман «По царскому велению», чтобы все-таки выяснить, что же такое он повелел. Наверняка все персонажи, чьи фамилии оканчиваются на «ский», оглянуться не успеют, как будут сосланы в Сибирь. Но тут в комнату быстрыми шагами вошел Орло.
В руках он держал конверт.
— А, ты здесь, Берти, — сказал он. — Я на минутку. Ванесса ждет в машине.
— Пригласи ее войти.
— Она не хочет. Говорит, что для тебя это будет слишком болезненно.
— Что будет болезненно?
— Встреча с ней, осел. Тебе больно будет смотреть на нее, зная, что она принадлежит другому.
— А-а, понятно.
— Незачем причинять тебе мучения, если этого можно избежать.
— Верно.
— Я бы не стал тебя беспокоить, но мне нужно отдать тебе вот этот конверт. В нем моя записка для Кука вместо той, которую Ванесса написала вчера вечером.
— Она оставила ему записку?
— Да.
— Приколола к подушечке для булавок?
— Хотела приколоть, но где-то обронила и не стала утруждать себя поисками. И я подумал, лучше мне черкнуть ему пару слов. Раз я увожу его дочь, то простая вежливость требует поставить его об этом в известность. И к тому же я могу более четко изложить факты, чем это сделала бы она. Девушки в письмах склонны вдаваться в ненужные подробности и многословные описания. Университетски образованный человек, который печатается в «Нью стейтсмен», свободен от таких недостатков. Он изъясняется кратко и ясно.
— Я не знал, что ты пишешь для «Нью стейтсмена».
— Посылаю время от времени письма редактору. И мне частенько удавалось участвовать в еженедельных конкурсах.
— Увлекательное занятие.
— Весьма.
— Я и сам вроде как писатель. Когда моя тетя Далия издавала журнал «Будуар светской дамы», я сочинил для него статью «Что носит хорошо одетый мужчина».
— В самом деле? В следующий раз ты мне об этом непременно расскажешь. Не могу больше задерживаться. Ванесса ждет, — и добавил, когда гудок автомобиля нарушил тишину утра: — Уже нервничает. Вот записка.
— Ты хочешь, чтобы я передал ее Куку?
— А ты как думаешь? Чтобы повесил в рамочке на стенку?
С этими словами он умчался, точно нимфа, потревоженная во время купания, и я снова принялся за роман «По царскому велению».
Но, читая, я с горечью думал о том, что хорошо бы широкая общественность перестала видеть во мне эдакого безотказного «мальчика на побегушках», на которого можно взвалить любое неприятное дело. А то чуть только возникнет какая-нибудь сложность и нужно срочно принимать меры, как тут же поднимается крик: «Пусть Вустер это сделает!». Я уже касался склонности тети Агаты навязывать мне своего омерзительного сынка Тоса во все времена года. Или вот тетя Далия, втянула меня в эту кошачью историю и омрачила мою жизнь. А теперь еще у Орло Портера хватило наглости поручить мне, чтобы я передал его записку Куку. Как будто он не знает, что явиться перед Куком в его нынешнем растревоженном состоянии — это все равно что вместе с Седрахом, Мисахом и Авденаго отправиться к печи, раскаленной огнем, — помню, я читал об этом в школе, когда получил награду за знание Библии. Что же мне теперь делать? — спрашивал я себя.
На моем месте какой-нибудь ничтожный человечишка стал бы в тупик, но в том-то и дело, что мы, Вустеры, не ничтожные людишки. Через каких-нибудь три четверти часа я уже сообразил, что нужно просто надписать имя и адрес Кука на конверте, наклеить марку и отправить по почте. Я с облегчением перевел дух и вновь углубился в книгу.
Однако сегодня все словно сговорились отрывать меня от чтения романа «По царскому велению». Только я одолел полстраницы, дверь распахнулась, и я понял, что вижу перед собой Кука собственной персоной. Он возник на пороге, как князь тьмы в пантомиме.
Рядом с ним стоял майор Планк.
Я радушный хозяин, и тем горжусь. Я умею создавать для гостей непринужденную обстановку, встречая их веселыми улыбками и блистая светским остроумием. Но признаюсь, при виде этой парочки от моего гостеприимства не осталось и следа, а что до остроумных шуток, то я сумел выдавить из себя лишь хриплый взвизг, похожий налай больного ларингитом пекинеса. Вот почему начать беседу пришлось Планку.
— Нам повезло, Кук. Они еще не успели удрать. В противном случае, — рассудил он, — этого прохвоста здесь не было бы, не так ли?
— Вы правы, — согласился Кук и обратился ко мне: — Где моя дочь, негодяй?
— Да, крыса, где она? — подхватил Планк.
И тут на меня вдруг снизошло глубочайшее спокойствие. Из пекинеса с больным горлом я мгновенно превратился в одного из тех героев исторических романов, которые щелчком стряхивают пылинку с безупречных брабантских манжет, перед тем как задать жару отрицательным персонажам. Своим быстрым умом я сообразил, что вторая сторона в лице ее двух представителей все перепутала, и это дает мне явное преимущество, я могу посадить их в такую калошу, в какой никто из обоих представителей противоположной стороны еще никогда не сидел.
— Потрудитесь ответить мне на два вопроса, мистер Планк и мистер Кук, — проговорил я, — а) почему вы занимаете место в моем доме, которое мне самому нужно для совсем иных целей, и б) что вы, черт побери, такое мелете? Что за шум и крики насчет каких-то дочерей?