От этого дополнительного развлечения я был избавлен, но все равно на душе у меня было не слишком легко. Особенно угнетал кляп— Планк вставил мне в рот свой кисет, втиснув его между верхними и нижними зубами, а от кисета так сильно отдавало африканским путешественником, что удовольствия мне это совсем не доставляло. У меня гора с плеч свалилась, когда раздались шаги, и я понял, что это Дживс вернулся после кутежа у миссис П. Б. Пиготт из Балморала, Мейфкинг-Роуд.
— Доброе утро, сэр, — приветствовал он меня. Увидев своего хозяина привязанным к дивану шнурами от штор, он не выразил никакого удивления, — он сохранил бы такую же невозмутимость, если бы обнаружил, что меня съел крокодил, как покойного Аберкромби-Смита, хотя в этом последнем случае у него, быть может, и вырвался бы вздох сожаления.
Дживс вынул кляп и освободил меня от пут, справедливо полагая, что свободу я предпочту плену.
— Вы завтракали, сэр? — спросил он.
— Да, — ответил я, — завтракал.
— Тогда, быть может, кофе, сэр?
— Прекрасная мысль. И сварите покрепче, — попросил я в надежде, что кофе отобьет вкус табака Планка у меня во Рту. — А когда вы вернетесь, я поведаю вам повесть, которая заставит вас подпрыгнуть, словно вы сели на разъяренного Дикобраза.
Разумеется, это было преувеличением. Дживс слегка приподнимет бровь, и не более того, даже если, войдя в буфетную, обнаружит в раковине одного из тех редких представителей фауны, о которых упоминается в Апокалипсисе. Но все равно, когда Дживс вернулся с дымящимся кофейником, я поведал ему свою повесть. Он внимательно слушал, ничем не давая понять, что считает мой рассказ сенсационной новостью с первой полосы. Лишь когда я упомянул, что примирение Орло и Ванессы освобождает меня от почетных обязательств перед последней, слабый проблеск интереса мелькнул в его каменных чертах. По-моему, он даже настолько оживился, что готов был принести мне подобающие случаю поздравления, но в этот момент в комнату ворвался Планк.
Он был один. Мне следовало бы загодя предупредить его, что в это время суток связаться с полицейскими силами Мейден-Эгсфорда невозможно: в местной полиции состоит один-единственный полицейский, и по утрам он на велосипеде патрулирует свой участок.
Увидев Дживса, Планк изумился.
— Инспектор Уидерспун! — воскликнул он. — Поразительно, как это вы, ребята из Скотланд-Ярда, выслеживаете того, кто вам нужен. Наверное, вы шли по следу Альпийского Джо много дней, как горностай за кроликом. А ему и невдомек, что за каждым его шагом следит инспектор Уидерспун, человек, который никогда не дремлет. Вы выбрали чрезвычайно удачный момент для ареста, поскольку, помимо прочих преступлений, из-за которых его разыскивает полиция, он еще украл ценную кошку, принадлежащую моему другу Куку. Мы поймали его с поличным, насколько это возможно, когда речь идет о краже кошки. Но странно, что вы отвязали его от дивана. Мне казалось, что полиция всегда следит за тем, чтобы на месте преступления все оставалось в неприкосновенности.
Признаюсь, я растерялся и не находил слов, зато, к счастью, у Дживса их нашлось достаточно.
— Я не понимаю вас, — произнес он таким ледяным тоном, что Планк, должно быть, пожалел, что не надел шерстяного белья. — Будьте любезны объяснить, почему вы называете меня инспектором Уидерспуном? Я вовсе не инспектор Уидерспун.
Планк раздраженно поцокал языком.
— Конечно, вы Уидерспун! — заспорил он. — Я вас отлично помню. Вы еще станете уверять меня, что не арестовывали этого человека в моем доме в Глостершире, когда он жульническим способом пытался вытянуть у меня пять фунтов.
Дживс не носит безупречных брабантских манжет, а то бы он непременно смахнул с них пылинку. Однако его голос стал еще более ледяным.
— Вы ошибаетесь во всех отношениях, — проговорил он. — Мистер Вустер — состоятельный человек. И весьма маловероятно, что он пытался получить от вас какие-то пять фунтов. Это я могу утверждать авторитетно, так как являюсь поверенным мистера Вустера и ежегодно заполняю налоговую декларацию о его доходах.
— Вот так-то, Планк, — сказал я. — Любому мыслящему человеку ясно, что у вас галлюцинации, вероятно, вследствие солнечного удара, который вы перенесли, отравляя существование туземцам Экваториальной Африки. На вашем месте я бы прямиком направился к доктору Э. Дж. Мергэтройду и попросил бы у него какое-нибудь лекарство, пока болезнь не зашла слишком далеко. А то, чего доброго, она распространится по всему организму, и вы будете глупо выглядеть, если нам придется закопать вас еще до захода солнца.
Было видно, что Планк опешил. Он не мог побледнеть под загаром, так как загар у него был такой темный, под ним не побледнеешь. Не уверен, что четко выразил свою мысль. Я хочу сказать, что побледнеть-то он мог, но под загаром вы бы этого не заметили.
На лице у Планка появилось задумчивое выражение. Я знал, о чем он задумался: соображал, как он будет объясняться с Куком, которому из-за него придется платить крупный штраф за нанесение побоев, оскорбление действием и покушение на свободу личности.
Эти африканские путешественники быстро смекают, что к чему. Ему потребовалось ровно пять секунд, чтобы прийти к выводу: оставаться здесь для объяснения с Куком не надо. И он исчез из комнаты, по всей видимости, устремившись в направлении Бонго на Конго, где его не достигнет рука правосудия. Наверное, он не развивал такой скорости с того раза, когда, решив, что туземцы расположены дружески, остался у них ночевать, а они пришли по его душу с копьями.
Расставшись с Планком, я прежде всего поспешил выразить заслуженную благодарность Дживсу за его содействие и помощь. Затем мы перешли на более неофициальный тон.
— Приятно провели время вчера вечером, Дживс?
— Чрезвычайно приятно, сэр, благодарю вас.
— Как поживает ваша тетушка?
— Поначалу она была несколько огорчена,
— Из-за чего?
— У нее пропала кошка, сэр. Уезжая отдыхать, она оставила ее на попечение своей приятельницы, но кошка пропала.
Я раскрыл рот. Внезапная догадка осенила меня. Такие уж мы, Вустеры. Нас постоянно осеняют внезапные догадки.
— Дживс! Не может быть, что?.. Не думаете ли вы, что, возможно, это?..
— Да, сэр. Она описала мне животное во всех подробностях, и у меня не осталось никаких сомнений, что это именно та кошка, которая в настоящее время находится на территории Эгсфорд-Корта.
От радости я даже заплясал. Я всегда наперед вижу счастливые концы.
— Значит, у нас есть средство нейтрализовать Кука!
— Похоже, что так, сэр.
— Мы пойдем к нему и скажем, что он может держать кошку до конца скачек, разумеется, за соответствующее вознаграждение вашей тете. Ленд-лиз, так это называется?
— Да, сэр.
— И вдобавок выдвинем одно условие… Условие, правильно?
— Да, сэр.
— По которому он обязан будет отдать Орло Портеру его деньги. Мне бы хотелось, чтобы Орло наконец обрел свое счастье. Кук не сможет отказаться, потому что ему нужна кошка, а если он попытается заявить nolle prosequi, мы предъявим ему обвинение в нападении и оскорблении действием. Я прав, Дживс?
— Несомненно, сэр.
— И еще одно. Последнее время меня не покидает мысль, что жизнь в Мейден-Эгсфорде с ее безумным темпом и вихрем событий едва ли соответствует тому, что имел в виду доктор Э. Джимпсон Мергэтройд, когда рекомендовал мне отдохнуть на лоне природы в деревенской глуши. Мне нужно перебраться в какое-нибудь тихое, мирное место, например в Нью-Йорк. Если меня там и ограбят, ничего страшного. Просто к этому надо привыкнуть, и все дела. Вы согласны, Дживс?
— Да, сэр.
— И вы поддерживаете мое предложение пойти в атаку на папашу Кука?
— Да, сэр.
— Тогда вперед. Мой автомобиль ждет у дверей. Следующая остановка — Эгсфорд-Корт.
Неделю спустя после того, как мы устроились в Нью-Йорке, в одно прекрасное утро я вышел к завтраку, веселясь в юности своей,[138] — если я не спутал слова, — и обнаружил возле своего прибора письмо с английской маркой на конверте. Почерк был мне незнаком, и я отложил письмо в сторону, чтобы прочитать позднее, подкрепив силы плотным завтраком. Я всегда поступаю так с письмами, приходящими с утренней почтой. Дело в том, что если в них какая-нибудь гадость и вы узнали о ней на пустой желудок, то уже весь день будет испорчен. А в нынешние неспокойные времена люди только и делают, что пишут друг другу разные гадости.