— Разве ты с ней знаком?
— Разумеется. Меня удивляет, как ты-то с ней познакомился?
— На позапрошлой неделе она гостила у своих друзей в Линкольншире, неподалеку от моего поместья.
— Ну и что? Ведь ты не общаешься с соседями.
— Не общаюсь. Я ее встретил, когда она гуляла с собакой. Видишь ли, животному в лапу вонзилась колючка, и когда Мадлен попыталась ее вытащить, собака едва ее не укусила. Разумеется, я бросился на помощь.
— Вытащил колючку?
— Да.
— И влюбился с первого взгляда?
— Да.
— Господи! Ведь тебе так повезло, почему ты сразу этим не воспользовался?
— Духу не хватило.
— И что дальше?
— Мы немного поговорили.
— О чем?
— О птичках.
— О птичках? С какой стати?
— Понимаешь, кругом как раз порхали птички. Ну и пейзаж, и прочее. Она сказала, что собирается в Лондон и что если я тоже там буду, то могу ее навестить.
— Неужели после этого ты не сжал ее ручку?
— Как можно!
Ну что тут скажешь! Если судьба подносит человеку счастье на серебряном блюде, а он трусит, как заяц, пиши пропало. И все же я напомнил себе, что с этим нескладехой мы вместе учились в школе. Помогать старым школьным друзьям — святая обязанность.
— Ну, ладно, — сказал я, — посмотрим, что тут можно сделать. Еще не все потеряно. Во всяком случае, радуйся, что я к твоим услугам. Можешь рассчитывать на Берти Вустера.
— Спасибо, старик. И тебе, и Дживсу, ему, конечно, цены нет.
Не стану отрицать, меня от этих слов слегка передернуло. Едва ли Гасси хотел нанести мне обиду, но, должен сказать, его бестактное заявление меня здорово задело. Признаться, я все время терплю подобные оскорбления. Мне постоянно дают понять, что Бертрам Вустер — нуль, и единственный в моем доме, у кого есть голова на плечах, — это Дживс.
Мне подобное отношение действует на нервы. А уж сегодня тем более. Сегодня я был сыт Дживсом по горло. Я имею в виду наши расхождения во взглядах на клубный пиджак. Правда, я заставил Дживса уступить, бестрепетно подавил его силой своей личности, однако мною все еще владела легкая досада на то, что он вообще затеял разговор на эту тему. Пора взять Дживса в ежовые рукавицы.
— И что же предложил тебе Дживс? — холодно спросил я.
— Он очень тщательно все продумал.
— Неужели?
— По его совету я еду на бал-маскарад.
— Зачем?
— Там будет она. На самом деле это она прислала мне пригласительный билет. И Дживс счел…
— Но почему не в костюме Пьеро? — спросил я, ибо этот вопрос давно вертелся у меня на языке. — Почему ты пренебрег добрыми старыми традициями?
— Дживс особенно настаивал на том, чтобы я оделся Мефистофелем.
Я чуть не подпрыгнул.
— Дживс? Настаивал? Именно на этом костюме?!
— Да.
— Ха!
— Что?
— Ничего. Просто я сказал «ха!»
Объясню, почему я сказал «ха!» Этот Дживс поднимает шторм из-за обыкновенного белого клубного пиджака, который не только tout се qu'il a de chic, но совершенно de reguer, а сам, глазом не моргнув, подстрекает Гасси Финк-Ноттла натянуть красное трико, что нельзя расценить иначе, как оскорбление общественному вкусу. Он что, издевается? Такие штуки вызывают подозрение.
— Что он имеет против Пьеро?
— По-моему, в принципе он не против Пьеро. Просто он подумал, что в моем случае Пьеро не годится.
— Почему? Не понимаю.
— Дживс сказал, что костюм Пьеро радует глаз, но ему недостает той значительности, которой обладает наряд Мефистофеля.
— Все равно не понимаю.
— Дживс сказал, все упирается в психологию.
Было время, когда подобное высказывание меня бы озадачило. Но долгое общение с Дживсом сильно обогатило лексикон Берти Вустера. Дело в том, что Дживс — большой знаток в области психологии, в частности психологии личности. Но и я теперь хватаю все на лету, едва он заикнется насчет психологии.
— А, в психологию?
— Да. Дживс убежден, что одежда оказывает воздействие на психику. Он считает, что такой эффектный наряд придаст мне смелости. По его мнению, хорош был бы и пиратский костюм. Вообще-то Дживс с самого начала советовал его надеть, но мне не подходят ботфорты.
Я все понял. В жизни и так хватает огорчений, а тут еще Гасси Финк-Ноттл в пиратских ботфортах.
— Ну и как, прибавилось у тебя смелости?
— Видишь ли, Берти, старина, если честно, то нет. Меня буквально потряс порыв сострадания к бедному придурку. Пусть в последнее время мы с ним почти не встречались, но разве забудешь, как в школьные годы мы запускали друг в друга дротики, предварительно обмакнув их в чернила.
— Гасси, — сказал я, — послушай совет старого друга и на пушечный выстрел не подходи к этому балу-маскараду.
— Но это единственная возможность ее увидеть. Завтра она уезжает из Лондона. И потом, никто не знает…
— Чего не знает?
— А если расчет Дживса оправдается? Сейчас я чувствую себя как последний дурак, это верно, но кто знает, что случится, когда я смешаюсь с толпой в маскарадных костюмах. Такое со мной было в детстве на Рождество. Меня нарядили кроликом, и я просто сгорал от стыда. Но когда пришел на праздник и оказался в толпе детей, костюмы которых были еще отвратительнее моего, я, к моему удивлению, воспрял духом, веселился вовсю и так объелся за ужином, что по дороге домой меня дважды стошнило в такси. Трудно заранее сказать, как все обернется.
«Звучит довольно убедительно», — подумал я.
— Да и вообще, в принципе, Дживс совершенно прав. В этом экстравагантном мефистофельском одеянии я способен совершить поступок, который всех поразит. Понимаешь, тут цвет делает погоду. Возьмем, например, тритонов. В брачный период окраска самцов становится очень яркой. Великое дело, знаешь ли.
— Но ты-то не самец тритона.
— К сожалению. Известно ли тебе, Берти, как тритон делает предложение своей возлюбленной? Он становится перед ней, изгибается дугой и трясет хвостом. Это я бы сумел. Нет, Берти, будь я самец тритона, все было бы куда проще.
— Но тогда Мадлен Бассет на тебя и не взглянула бы. В смысле, влюбленным взглядом.
— Еще как взглянула бы, если бы была самкой тритона.
— Но она не самка тритона.
— Допустим, она самка тритона.
— Согласен, только ты бы в нее тогда не влюбился.
— Спорим, влюбился бы, если бы был самцом тритона.
У меня в висках застучало, и я понял, что наша дискуссия достигла точки насыщения.
— Послушай, — сказал я, — к черту фантазии насчет махания хвостами и прочей чепухи, давай рассматривать голые факты. Ты приглашен на бал-маскарад, вот что главное. И я, как искушенный участник этого вида развлечений, предупреждаю тебя, Гасси: никакого удовольствия ты не получишь.
— Но я и не надеюсь получить удовольствие.
— Воля твоя, но я бы не пошел.
— Придется идти. Я же тебе говорю, она завтра уезжает. Я сдался.
— Ладно, ступай, — сказал я. — Дело твое… Да, Дживс?
— Такси для мистера Финк-Ноттла, сэр.
— Что? Ах, такси… Гасси, такси тебя ждет.
— А? Такси? Ну да, конечно, такси… Благодарю вас, Дживс. До скорого, Берти.
Вымученно улыбнувшись — так улыбался цезарю римский гладиатор, выходя на арену, — Гасси удалился. Я обернулся к Дживсу. Пришло время поставить его на место, и я был во всеоружии.
Конечно, всегда трудновато начать. Да, я твердо решил показать ему, где раки зимуют, но мне не хотелось слишком сильно задевать его чувства. Даже демонстрируя железную хватку, мы, Вустеры, сохраняем доброжелательность.
Однако, поразмыслив, я понял, что если примусь за дело слишком уж деликатно, то ничего не добьюсь. Зачем ходить вокруг да около?
— Дживс, — сказал я, — могу я говорить откровенно?
— Вне всякого сомнения, сэр.
— Боюсь, то, что я скажу, будет вам неприятно.
— Ничуть, сэр.
— Видите ли, как я узнал из беседы с мистером Финк-Ноттлом, эта мефистофельская затея принадлежит вам.
— Да, сэр.
— Послушайте, давайте внесем ясность. Насколько я понял, вы считаете, что, обтянув себя красным трико, мистер Финк-Ноттл при виде предмета своего обожания начнет трясти хвостом и гикать от радости.