Глава вторая
I
…И распорядился.
Трое трактористов — Седой, Жук и Рыжик — тут же от полянки разыскивать пахаря кинулись.
Ни одной дороги, ни одной тропки не пропустить, въезды и выезды всех восьми деревень взад-вперёд исходить, прочесать опушки лесные, овраги, ручьи обшарить, а пахаря добыть. Вот так распорядился председатель.
— Да держите язык за зубами, кто бы ни спрашивал, кого или чего ищете, — сказал он в напутствие трактористам.
…Стоит, прислонившись к красной гранитной глыбе, Харитон Харитонович, будто к танку после атаки, — думает.
Пролетавший болотный большой кулик — кроншнеп шарахнулся вверх и в сторону, увидев человека у камня, и, то ли с перепугу, то ли от радости, что близко болото, будто серебряным молоточком дробно ударил по серебряному блюдечку, огласив звонкой трелью окрестность.
Вздрогнул старшина.
«Тебе смешно, голоштанник горбоносый», — провожая птицу глазами, вздохнул председатель…
Опять на какое-то мгновение ушёл в себя председатель, но вдруг из-за кустов Ковча с двумя туесами в руках вынырнул. В выцветшей зелёной стёганке, в выцветших и тоже зелёных штанах, в кирзовых сапогах и кожаной белесоватой фуражке, из-под которой торчали седые волосы, переходя от висков по щекам в серебряную курчавую бороду, чуть прихрамывая на правую ногу, старик не спеша шёл по меже к председателю, щурясь от солнца.
«Ни сна ни отдыха не знает, — подумал председатель, — а ведь за восемьдесят, вот кому позавидовать можно».
— С добрым утром, Митрич!
— С добрым утром, Харитон Харитонович, — подходя, ответил старик и, поставив туеса на межу, пожал председателю руку.
— Куда это ты ни свет ни заря успел сбегать?
— Да в Пегуши ходил, два туеска соку наточил.
— Али берёз ближе нет?
— Берёза берёзе рознь, Харитон Харитонович, в Пегушах чистка, с чистки сок слаще.
— Ботаник, — усмехнулся председатель.
— Что-что? — не понял Ковча. — Это уж так, у чистки лист-то будто лаком покрыт, чистый, блестит. Вот и сок чище, слаще. Ha-ко, отведай. Сок земли.
— Хорош, — ставя на землю туес, обтирая рот рукой, вздохнул председатель.
— А старуха что-то приболела да и самому неможется — вот и решил за соком сходить. Схожу, думаю, пока берёза лист не выкинула, а лист выкинет — сок остановится.
— Ботаник, — опять усмехнулся председатель.
— Что-что? — не понял старик.
— Да это я так, про себя.
— А скажи, Харитон Харитонович, чего полянку-то овсом засеял, мне Харитошка сказывал, вроде ты собирался картошкой засадить?
— Передумал.
— Да и когда успел. Вчера ещё не пахана была.
— Ночью ребята вспахали. Решили машины испробовать.
— И то дело, — недоверчиво согласился Ковча.
II
Сучья под ногами по лесным опушкам: тресь-хруп, тресь-хруп. Камни из-под ног с крутых берегов ручьёв в воду: бултых-бултых. Голый пружинистый молодняк-березняк по распотевшим красным лицам: зжик-зжик — что розгами. Ощетинившись колючками, можжевельник по коленкам, животам и плечам ежам колется.
Часа три трактористы в разведке. Седьмым потом исходят. От гимнастёрок да брюк пар столбом валит.
Чешут затылки ребята.
На большой дороге, что в колхоз и из колхоза, — ни следа. На дорогах из деревни в деревню — ни следа. На полевых дорогах — ни следа.
Под крутоярами ручьёв — ни телеги, ни плуга, ни бороны. В зарослях оврагов — ни телеги, ни плуга, ни бороны. На лесных опушках в чапыжнике — ни телеги, ни плуга, ни бороны.
Сквозь землю провалился пахарь — не иначе…
«Тоже мне разведчики», — скажет старшина, выслушав такой доклад. А доложить больше нечего.
III
Ox и тяжела дорога сегодня от Заречного поля до деревни для Харитона Харитоновича. Под гору, а ноги не идут. Сердце вот-вот выскочит из груди. В атаки танк водил — легче было. В Тимирязевской академии на самый трудный зачёт, к самому строгому профессору вприпрыжку на третий этаж вбегал. А тут под гору ноги не слушаются. Вот беда-то…
Злая шутка вывела из строя председателя.
«Старшина, приведи себя в порядок, — усмехнулся Харитон Харитонович, — бес с ней, с этой полянкой».
Умылся студёной весенней водой бурлящей речки, сполоснул сапоги, подтянул пояс, застегнул воротник гимнастёрки и чётким, твёрдым, будто строевым, шагом вошёл в деревню.
А шила в мешке не утаишь.
То у одной, то у другой избы по три, по четыре собрались и судачат да грают бабы, хватаясь за животы, а руками всё на Овсяную полянку показывают.