«Старый пограничник, старший сержант Василий Андреевич».
«Не Соколов ли?»
«Так точно, товарищ начальник! Соколов!»
Начальник задумался, будто вспоминает что-то.
«Знакомый вам, что ли?» — не вытерпев, спросил я. «Знакомый, — отвечает начальник, — это товарищ моего отца. На одной погранзаставе служили. Вместе в Отечественную воевали… отец-то погиб… Зайдёшь как-нибудь в кабинет, посмотришь, какими джигитами в молодости были, — карточка сохранилась».
И стал я, друзья, с того дня рядовым пограничной заставы имени комсомольца Коробицына.
Все молчат.
И Харитон тоже молчит.
Первым заговорил Федя.
— Слушай, Харитон, ты рассказываешь так, как будто это было на самом деле.
— Мне так хочется, чтобы так было, — вздохнул Харитон, — вот и рассказываю.
— А ты уверен, Харитон, что попадёшь служить на заставу Коробицына? — спрашивают Андрей и Коля.
— Нет, ребята, не уверен. Трижды ездил к райвоенкому. Обещал. Но говорит, что очень много ребят из нашей области просятся на эту заставу.
— Обидно, коли не удастся, — сочувствуют ребята, — кто же Орлика на заставу сопровождать будет?..
— Слушай, Харитоша, — просит Андрюша, — расскажи ещё, как мой тёзка Андрей Коробицын с диверсантами бой вёл. Расскажи так, как тебе рассказывал полковник Любимов, что в ту пору помощником начальника заставы был.
— Помощником начальника заставы по политической части, — поправил Федя.
— А звать полковника Сергей Евгеньевич, — добавил Коля. — Он и сейчас в пограничных войсках служит. А тогда ему было двадцать два года и носил он на петлицах два квадратика. Моложе Коробицына на год был.
— Ну вот видите, вы и так уже всё знаете. Слово в слово запомнили, — усмехнулся Харитон. — Ладно. Слушайте, — приподнявшись и встав на колени, начал, в который уже раз, рассказ Четвёртый Харитон. — Андрей Коробицын в ту ночь в одиночный дозор был назначен. В четыре часа утра заступил на этот пост. В четыре часа в конце октября ещё ночь стоит — темень. А пост этот важный, ответственный. Тут и глаз нужен вострее вострого, и слух такой, чтобы мышь где шевельнулась — и то мог услышать, ну и сила такая, чтоб любого диверсанта в бараний рог мог скрутить, коли до рукопашной схватки дойдёт. Самое главное, конечно, смелость да храбрость нужны в таком деле. А Андрею Коробицыну всего этого не занимать было. Охотник с малых лет. На медведя один на один ходил. Трёх косолапых уложил — рука не дрогнула. Лучшим стрелком заставы был. Ходил он как барс — сучок под ногой не треснет. Видел как сокол. А хватка орлиная. Вот какой был Андрей Коробицын! Знал начальник заставы, кого в одиночный дозор назначить в столь ответственное время. Десятая годовщина Октября приближалась. Всего можно было ожидать.
— Да, — вздохнули ребята.
— И вот, — продолжает Харитон, — когда ночь отступила да светать стало, Андрей подошёл к лесной поляне. На поляне сеновал стоял и стог сена. Осмотрелся кругом и только вышел на поляну, как из-за сеновала выскочили четыре диверсанта.
«Стой!» — крикнул Андрей.
А они, диверсанты, значит, сразу из четырёх пистолетов по Андрею и кричат: «Сдавай-сь!»
— Не на того наехали, — пробасил следопыт Сила, прервав Харитошу.
— А дальше, — Харитон вошёл в азарт и рассказывал так, будто сам вёл бой с диверсантами, — Андрей вскинул винтовку и рраз… и сбил с ног одного бандита. Остальные за сеновал спрятались и оттуда по Андрею огонь открыли. Они за сеновалом, Андрей на открытом месте. Их трое, он один ведёт бой и всё ближе, ближе к диверсантам подходит. В левую ногу ранили Андрея — с колена стрелять начал. В правую ногу ранили — лёжа воюет. В живот ранили — Андрей воюет и ещё ближе к диверсантам подползает, на восемнадцать метров к ним подполз. Не выдержали диверсанты — сбежали, утащив с собой раненого бандита.
— Вот это богатырь! Один против четырёх! — заключили Федя и Коля.
— А когда на место боя прибежал помощник начальника заставы Сергей Евгеньевич с пограничниками и спросил Андрея, как он себя чувствует, то Андрей Коробицын не стал жаловаться на боль смертельных ран, а только спросил:
«Не прошли?»
«Не прошли», — ответил Сергей Евгеньевич…
Харитон умолк.
Молчат ребята.
Лес молчит насторожённо…
— Я тоже буду проситься служить на заставу Андрея Коробицына, — первым нарушив молчание, сказал следопыт Сила.
— И я, и я, — в один голос заявили Тонкослух и Востроглаз.
II
Трещит на костре осиновый сухостой. Стреляет по сторонам огненными углями. Из пламени вырываются золотые искры. Поднимаются высоко-высоко и горят, и горят в тёмном ночном звёздном небе. А из души ребят вырывается мечта за мечтой, и тоже горят и горят, светят и светят, звучат и звучат в шалаше из елового лапника.