Настя. Еще бы!
Сандырева. Глазки, улыбочки… Ваше превосходительство! Ну, то да се…
Настя. Три года назад он приезжал; я, мама, тогда такой маленький прыщик была, а и то он поглаживал. А теперь мы смастерим кой-что… И как интересно его превосходительству глазки строить! Да он и остановится у нас, где ему остановиться… на постоялом дворе, что ли?
Сандырева. А вот увидим… Пронеси, господи, грозу!
Настя. А я, мама, умею глазки делать, уж выучилась. Вот так если? (Принимает кокетливое положение, с вызывающей улыбкой.)
Сандырева. Ах, прелесть! И умница, и хорошенькая ты у меня. (Целует ее.) Нет, дешево я тебя не отдам… А в канцелярии-то у нас чорт ногу сломит! Почтальоны все пьяны, сортировщик совсем не явился. Помоги уж ты мне, а то я, кажется, умру, не дождавшись и генерала.
Настя. Не бойся, пойдем — все рассортируем!
Слышен за сценой быстро приближающийся колокольчик.
Сандырева (всплеснув руками). Батюшки светы!
Настя. Это он, мама!
Убегает направо; входит Михаленко.
Явление девятоеСандырева, Михаленко и Сандырев.
Михаленко. Их превосходительство! Сам генерал-с! (Исчезает.)
Сандырева бежит налево и в дверях сталкивается с мужем.
Сандырева (с ужасом). В халате! Вылезьте из халата-то, вылезьте! Да бросьте ваш проклятый чубук! О, несчастный! Несчастный! (Уходит.)
Сандырев остается окаменев.
Действие второе
ЛИЦА:
Сандырев.
Сандырева.
Липочка.
Настя.
Шургин, гражданский генерал, губернский начальник в том ведомстве, в котором служит Сандырев, лет под 50, средней важности, в золотых очках.
Петр Степанович Иванов, чиновник при Шургине, чистенький, приглаженный молодой человек, в разговоре постоянно конфузливо улыбается и не знает, куда деть глаза.
Городской голова, корявая личность, неопределенных лет, силится поднять голову повыше, руки опущены, немного растопырены, в мундире.
Михаленко
Декорация первого действия.
Явление первоеСандырева, парадно одетая, потом Липочка.
Сандырева (подкрадывается к затворенной двери в зале и прислушивается). Шагов не слышно, почивает! (Отходит.) Не ждать нам добра: сердит, ни с кем и не говорил, только и слов было: «Я хочу часа два отдохнуть!» Мое сокровище даже и встретить не успел. Быть нам нищими, чует мое сердце. Каков чиновник с генералом: новый какой-то, лицо — ничего, доброе; ни злобы, ни ядовитости незаметно, как у этих столичных умников! Он чуть ли не из семинаристов… манеры-то как будто… Что они там с моим дражайшим в канцелярии? Ведь мое золото в состоянии сам на свою голову нагородить с политикой-то своей.
В дверях направо показывается Липочка.
Куда ты, куда ты! Ты и не показывайся, знай свои пироги, да смотри, чтобы миндальное не подгорело.
Липочка. Да ведь это — скучно…
Сандырева. Пироги… пироги!.. Так и умирай над ними!
Липочка уходит, из канцелярии выходят Иванов с делами, Сандырев с книгами.
Явление второеИванов, Сандырев и Сандырева.
Сандырева. Пожалуйте! Здесь вам будет отлично. Канцелярия у нас грязна, и посетители там беспокоят; а здесь вы можете вполне углубиться.
Иванов. Да… здесь-с лучше…
Сандырева (указывая на ломберный стол). Вот на этом столе очень удобно; прошу вас.
Иванов усаживается. Сандырев кладет книги, закладывает руки за спину и безмолвно начинает шагать. Иванов разбирает дела и книги.
Сандырева (указывая). Это — входящий, это — исходящий журнал, здесь приходо-расходная, а вот страховой корреспонденции… У нас порядок во всем удивительный! Иван Захарыч сил своих не щадит для службы. (Сквозь слезы.) Это — подвижник. А что касается доносов На него его превосходительству, говорю вам по совести — одна клевета, низкая, гнусная клевета человека недостойного, презренного!
Иванов (углубляясь в бумаги). Я не знаю-с.
Сандырева (дергая мужа). А вы, как будто и не вас касается…. Да что вы, опомнитесь! Ведь нищета грозит.
Сандырев. Я, матушка, тридцать лет прослужил, и финтить мне не приходится! В отставку — так в отставку. А Михаленка я нынче вздую лучшим манером… (Уходит, направо.)
Явление третьеИванов и Сандырева.
Сандырева (про себя). Вот чадушко-то! (Подходит к Иванову.) Вы рассматриваете страховую?
Иванов. Да-с, здесь нужно кое-что.
Сандырева. Ах, все страховое для Ивана Захарыча — святыня! Он, я не знаю… он меня даже близко не допускает к этим пакетам! Ах, позвольте ваше имя.