Итак: если у тебя имеются мои деньги и если хоть какая-нибудь возможность перевести в СССР есть, ни минуты не медля, переведи.
3) Английский перевод моей книжки (какой — ты не пишешь) устраивай. Если поступят по этому деньги, сообщи срочно.
4) Лекарства уж, конечно, не нужны.
Теперь позволю себе повторить, что мне нужно:
1) Экземпляры моего романа «Дни Турбиных» (Paris).
2) Экземпляр его же (Рига).
3) Начало «La mort des poules» из журнала «Vie»[190].
4) Вырезки из газет обо мне. Я понимаю, что я тебя затрудняю, но... нужно!
На этом пока заканчиваю письмо.
Поправляйся. Надеюсь на вполне благоприятный исход твоей операции[191]. Счастлив, что ты погружен в науку. Будь блестящ в своих исследованиях, смел, бодр и всегда надейся. Люба тебе шлет привет.
Твой Михаил.
P. S. Следующее письмо пошлю немедленно. В нем подробнее напишу о себе.
Б. Пироговская 35/а, кв. 6.
Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ. Ф. 562. К. 19. Ед. хр. 12).
М. А. Булгаков — Е. С. Шиловской. 3 января 1931 г.
Мой друг! Извини, что я так часто приезжал. Но сегодня я [...][192]
Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ).
М. А. Булгаков — И. В. Сталину. [Начало 1931 г.]
Некрасов
Генеральному Секретарю ВКП (б) И. В. Сталину
Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Вступление
Около полутора лет прошло с тех пор, как я замолк.
Теперь, когда я чувствую себя очень тяжело больным, мне хочется просить Вас стать моим первым читателем...[193]
Октябрь. 1987. № 6. Затем: Письма. Печатается и датируется по автографу (ОР РГБ. Ф. 562. К. 19. Ед. хр. 33. Л. 7).
М. А. Булгаков — К. С. Станиславскому. 19 марта 1931 г.
Дорогой и многоуважаемый Константин Сергеевич!
Я ушел из Трама, так как никак не могу справиться с трамовской работой.
Я обращаюсь к Вам с просьбой включить меня помимо режиссерства также и в актеры Художественного Театра.
О моем разговоре по этому поводу с М. С. Гейтц[194] подробно пишет Вам Рипсимэ Карповна[195].
Преданный
М. Булгаков.
На этой записке М. А. Булгакова К. С. Станиславский написал:
Одобряю, согласен. Говорил по этому поводу с Андр[еем] Серг[еевичем] Бубновым[196]. Он ничего не имеет против.
К. Станиславский.
Письма. Печатается и датируется по первому изданию.
М. А. Булгаков — И. В. Сталину. 30 мая 1931 г.
Генеральному Секретарю ЦК ВКП (б) Иосифу Виссарионовичу Сталину[197]
Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
«Чем далее, тем более усиливалось во мне желание быть писателем современным. Но я видел в то же время, что, изображая современность, нельзя находиться в том высоко настроенном и спокойном состоянии, какое необходимо для произведения большого и стройного труда.
Настоящее слишком живо, слишком шевелит, слишком раздражает; перо писателя нечувствительно переходит в сатиру.
...мне всегда казалось, что в жизни моей мне предстоит какое-то большое самопожертвование и что именно для службы моей отчизне я должен буду воспитаться где-то вдали от нее.
...я знал только то, что еду вовсе не затем, чтобы наслаждаться чужими краями, но скорей чтобы натерпеться, точно как бы предчувствовал, что узнаю цену России только вне России и добуду любовь к ней вдали от нее».
Н. Гоголь.
Я горячо прошу Вас ходатайствовать за меня перед Правительством СССР о направлении меня в заграничный отпуск на время с 1 июля по 1 октября 1931 года.
Сообщаю, что после полутора лет моего молчания с неудержимой силой во мне загорелись новые творческие замыслы, что замыслы эти широки и сильны, и я прошу Правительство дать мне возможность их выполнить.
С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен.
Во мне есть замыслы, но физических сил нет, условий, нужных для выполнения работы, нет никаких.
Причина болезни моей мне отчетливо известна.
192
На этом письмо обрывается. Очевидно, написано Елене Сергеевне в те дни, когда она отдыхала в подмосковном доме отдыха, куда Булгаков приезжал несколько раз.
193
Казалось бы, ситуация для Булгакова складывалась благоприятно: он работал в любимом театре, участвовал в репетициях, получил заказ на инсценировку «Мертвых душ», рецензировал сценарии в ТРАМе, но ни одна из его пьес не была возобновлена в театре, ни одна строка не появилась в печати. Улучшились только материальные условия, душевное же состояние его было подавленным. Сказывались и нездоровье, и крайнее переутомление, неопределенность положения как писателя. Но после разговора с И. В. Сталиным Булгаков стал надеяться на встречу с ним. По свидетельству Е. С. Булгаковой, беседы с Михаилом Афанасьевичем о И. В. Сталине носили постоянный характер. Очевидно, размышления о предстоящей встрече с Генеральным секретарем побудили его написать сугубо личное письмо И. В. Сталину, хотя оно так и не было завершено: автограф неоконченного письма Сталину хранится в архиве писателя.
Булгаков, очевидно, не был уверен в том, что его правильно поймут, и поэтому письмо обрывается на полуслове. В то время положение многих русских писателей было неопределенным. Напомним здесь только об одном факте: как раз тогда издательства отказались печатать третью книгу «Тихого Дона» М. Шолохова, который 6 июня 1931 г. обратился с тревожным письмом к А. М. Горькому. В июне же 1931 г. состоялась встреча Сталина и Шолохова на даче Горького, где и решилась судьба публикации третьей книги великого русского романа. А в октябре 1933 г. Алексей Толстой сообщал Горькому, что «ленинградская цензура зарезала книгу Зощенко» (прошедшую в «Звезде»), что «впечатление здесь от этого очень тяжелое...». Мы уже не вспоминаем здесь о том, что происходило с Н. Клюевым, С. Клычковым, Е. Замятиным, Б. Пильняком...
М. А. Булгаков не мог не знать об обстановке, сложившейся в литературе и искусстве, которыми управляли люди, далекие от творчества.
194
Гейтц М. С. — один из руководителей МХАТа в 1930-е гг., в 1931 г. был директором театра. В дневнике Е. С. Булгаковой сохранилась следующая запись (25 мая 1937 г.) о нем: «Сегодня в «Веч. Москве» в сообщении об активе МХАТ есть следующие строки: «При помощи Гейтца, бывшего одно время директором Театра, авербаховцы пытались сделать Художественный Театр «Театральным органом» Раппа».
Вот фигура, между прочим, была этот Гейтц! Производил впечатление уголовного типа».
195
Таманцева Рипсимэ Карповна — секретарь К. С. Станиславского, была весьма колоритной и влиятельной личностью в театре. Чаще всего в документах архива она значится как «Рипси», часто упоминается в дневниках Е. С. Булгаковой.
196
Бубнов Андрей Сергеевич (1884–1940) — советский государственный и партийный деятель. С 1929 г. возглавлял Наркомпрос РСФСР.
197
В мае 1931 г. Булгаков обращается с письмом лично к Сталину, в котором просит направить его вместе с женой в заграничный отпуск сроком на три месяца. Письмо замечательно во многих отношениях, но наиболее ярко в нем проявляется гражданская позиция писателя.
Булгаков развивает свою мысль, высказанную в телефонном разговоре со Сталиным, о том, что русский писатель не может жить вне Родины. Булгаков находит у Гоголя — любимого своего писателя — прекрасные строки о готовности принести себя в жертву во имя Отчизны, о необходимости познать «цену России только вне России» и «добыть любовь к ней вдали от нее». Свои новые творческие замыслы, которые появились у него с «неудержимой силой», писатель связывает с желанием воспеть свою социалистическую Родину — СССР. Это тем более важное признание, что Булгаков к тому времени прошел страшную полосу гонений и травли со стороны ревнителей «пролетарской культуры», для которых на самом деле и великая русская литература, и зарождающаяся советская литература были глубоко чуждыми. Не ждал Булгаков и скорых перемен в этой сфере деятельности. И тем не менее он с еще большей силой заявил, что не мыслит себя вне родной земли, не мыслит себя вне советского театра, который он беззаветно любил и который нужен был ему как воздух.
Как можно заметить, в «политическом автопортрете» Булгакова появились новые светлые тона, которых с течением времени становилось больше.
Очевидно, были у Булгакова какие-то сокровенные мысли, которые он хотел высказать Сталину в личной беседе. К сожалению, встреча их не состоялась ни в 1931 г., ни в последующие годы.
Ответ Сталина на письмо писателя был своеобразным. Разрешение на выезд Булгаков не получил, но зато были разрешены к постановке пьесы «Мертвые души» и «Мольер», и, к огромной радости писателя, было принято решение о возобновлении «Дней Турбиных». Вот как отмечено это событие в воспоминаниях писателя В. С. Ардова, хорошо знавшего Булгакова: «Роман («Белая гвардия») был встречен несправедливой бранью со стороны известной группы рапповцев. Особенно усердствовал в обсуждении «Дней Турбиных» театральный критик В. И. Блюм. Он занимал должность начальника отдела драматических театров Реперткома. По его протесту и обрушились на спектакль критики и начальники разных рангов. Театр апеллировал в ЦК партии.
Помню, я был в зале МХАТ на том закрытом спектакле, когда специальная комиссия, выделенная ЦК, смотрела «Дни Турбиных». Помню, как в антракте Карл Радек — член этой комиссии — говорил кому-то из своих друзей, делая неправильные ударения почти во всяком слове — так говорят по-русски уроженцы Галиции:
— Я счи́таю, что це́нзура пра́ва!
Комиссия стала на сторону Реперткома. Но тут произошло неожиданное: по распоряжению самого Сталина разрешили играть «Дни Турбиных». Чем же руководствовался Сталин в таком решении? Он заявил, что эта пьеса полезна, ибо показывает неизбежность победы Революции... Характерно также, что Сталин дал указание возобновить старый спектакль МХАТа — «Вишневый сад»...
Итак, «Дни Турбиных» прочно и на многие годы вошли в репертуар самого популярного в стране Театра».