чья рука, кропившая ранее прихожан святой водой, держала теперь саблю; Билло-Варенн,252
который предвидел магистратуру будущего, где место судей займут посредники; Фабр д'Эглантин,253
которого только однажды, подобно Руже де Лиллю,254
создавшему марсельезу, осенило вдохновение, и он создал тогда республиканский календарь, но, — увы! — вторично муза не посетила ни того, ни другого; Манюэль,255
прокурор Коммуны, который заявил: «Когда умирает король, это не значит, что стало одним человеком меньше»; Гужон,256
который взял Трипштадт, Нейштадт и Шпейер и обратил в бегство пруссаков; Лакруа, из адвоката превратившийся в генерала и пожалованный орденом Святого Людовика за неделю до 10 августа; Фрерон-Терсит, сын Фрерона-Зоила; Рюль,257
гроза банкирских железных сундуков, непреклонный республиканец, трагически покончивший с собой в день гибели республики; Фуше,258
с душой демона и лицом трупа; друг отца Дюшена, Камбулас259
который сказал Гильотену:260
"Сам ты из клуба Фельянов,261
а дочка твоя — из Якобинского клуба"; Жаго,262
ответивший тому, кто жаловался, что узников держат полунагими: «Ничего, темница одела их камнем»; Жавог,263
зловещий осквернитель гробниц в усыпальнице Сен-Дени; Осселэн,264
изгонявший подозрительных и скрывавший у себя осужденную на изгнание госпожу Шарри; Бантаболь,265
который, председательствуя на заседаниях Конвента, знаками показывал трибунам, рукоплескать им или улюлюкать; журналист Робер,266
супруг мадмуазель Кералио,267
писавшей: «Ни Робеспьер, ни Марат ко мне не ходят; Робеспьер может явиться в мой дом, когда захочет, а Марат — никогда»; Гаран-Кулон, который гордо сказал, когда Испания осмелилась вмешаться в ход процесса над Людовиком XVI, что Собрание не уронит себя чтением письма короля, предстательствующего за другого короля; Грегуар, по началу пастырь, достойный первых времен христианства, а при Империи добившийся титула графа Грегуар, дабы стереть даже воспоминание о Грегуаре-республиканце; Амар,268
сказавший: «Весь шар земной осудил Людовика XVI. К кому же апеллировать? К небесным светилам?»; Руйе,269
который 21 января протестовал против пушечной стрельбы с Нового Моста, ибо, как он заявил: «Голова короля при падении должна производить не больше шума, чем голова любого смертного»; Шенье,270
брат Андре Шенье; Вадье, один из тех ораторов, что, произнося речь, клали перед собой заряженный пистолет; Танис,271
который сказал Моморо: «Я хотел бы, чтобы Марат и Робеспьер дружески обнялись за моим столом». — «А где ты живешь?» — «В Шарантоне».272
- «Оно и видно», — ответил Моморо; Лежандр, который стал мясником французской революции, подобно тому как Прайд,273
был мясником революции английской; «Подойди сюда, я тебя пришибу», — закричал он Ланжюинэ, на что последний ответил: «Добейся сначала декрета, объявляющего меня быком»; Колло д'Эрбуа, зловещий лицедей, скрывший свое подлинное лицо под античной двуликой маской, одна половина которой говорила «да», а другая «нет», одна одобряла то, на что изрыгала хулу другая, бичевавший Каррье в Нанте и превозносивший Шалье274
в Лионе, пославший Робеспьера на эшафот, а Марата в Пантеон; Женисье275
который требовал смертной казни для всякого, на ком будет обнаружен образок с надписью: «Мученик Людовик XVI»; Леонар Бурдон,276
школьный учитель, предложивший свой дом старцу Юрских гор; моряк Топсан,277
адвокат Гупильо,278
Лоран Лекуантр,279
- купец, Дюгем280
- врач, Сержан281
- скульптор, Давид — художник, Жозеф Эгалитэ — принц крови. И еще — Лекуант-Пюираво, который требовал, чтобы Марата особым декретом объявили «находящимся в состоянии помешательства»; неугомонный Робер Лендэ282
родитель некоего спрута, головой которого был Комитет общественной безопасности, а бесчисленные щупальцы, охватившие всю Францию, именовались революционными комитетами; Лебеф,283
которому Жире-Дюпре посвятил в своем «Пиршестве лжепатриотов» следующую строку: "Лебеф,284
увидев раз Лежандра, замычал". Томас Пэйн285
американец и человек гуманный; Анахарсис Клотц, немец, барон, миллионер, безбожник, эбертист, существо весьма простодушное; неподкупный Леба, друг семьи Дюпле; Ровер,286