Аким (качает головой). Э, эх-хе-хе!
Никита. Деньги, вот они. (Лезет в карман, достает бумажник, вертит бумажки, достает десятирублевую.) Бери на лошадь. Бери на лошадь, я родителя не могу забыть. Обязательно не оставлю. Потому родитель. На, бери. Очень просто. Не жалею. (Подходит и сует Акиму деньги. Аким не берет денег.)
Никита (хватает за руку). Бери, говорят, когда даю, я не жалею.
Аким. Не могу, значит, тае, брать и не могу, тае, говорить с тобой, значит. Потому в тебе, тае, образа нет, значит.
Никита. Не пущу. Бери. (Сует Акиму в руку деньги.)
Те же и Анисья.
Анисья (входит и останавливается). Да ты уж возьми. Ведь не отстанет.
Аким (берет, качая головой). Эх, вино-то! Не человек, значит…
Никита. Вот так-то лучше. Отдашь — отдашь, а не отдашь — бог с тобой. Я вот как! (Видит Акулину.) Акулина, покажь гостинцы-то.
Акулина. Чего?
Никита. Покажь гостинцы.
Акулина. Гостинцы-то? Что их показывать. Я уж убрала.
Никита. Достань, говорю: Анютке поглядеть лестно. Покажь, говорю, Анютке. Полушальчик-то развяжи. Подай сюда.
Аким. О-ох, смотреть тошно! (Лезет на печь.)
Акулина (достает и кладет на стол). Ну на, что их смотреть-то?
Анютка. Уж хороша же! Эта не хуже Степанидиной.
Акулина. Степанидиной? Куда Степанидина против этой годится. (Оживляясь и развертывая.) Глянь-ка сюда, доброта-то… Французская.
Анютка. И ситец же нарядный! У Машутки такой, только тот светлее, по лазоревому полю. Эта страсть хороша.
Никита. То-то!
Анисья проходит сердито в чулан, возвращается с трубой и столешником и подходит к столу.
Анисья. Ну вас, разложили.
Никита. Ты глянь-ка сюда!
Анисья. Чего мне глядеть! Не видала я, что ль? Убери ты. (Смахивает рукой на пол полушалъчик.)
Акулина. Ты что швыряешься?.. Ты своим швыряй. (Поднимает.)
Никита. Анисья! Мотри!
Анисья. Чего смотреть-то?
Никита. Ты думаешь, я тебя забыл. Гляди сюда. (Показывает сверток и садится на него.) Тебе гостинец. Только заслужи. Жена, где я сижу?
Анисья. Будет куражиться-то. Не боюсь я тебя. Что ж, ты на чьи деньги гуляешь да своей жирехе гостинцы купляешь? На мои.
Акулина. Как же, твои! Украсть хотела, да не пришлось. Уйди, ты! (Хочет пройти, толкает.)
Анисья. Ты что толкаешься-то? Я те толкану.
Акулина. Толкану? Ну-ка, сунься. (Напирает на нее.)
Никита. Ну, бабы, бабы. Буде! (Становится между ними.)
Акулина. Тоже лезет. Молчала бы, про себя бы знала. Ты думаешь, не знают?
Анисья. Что знают? Сказывай, сказывай, что знают!
Акулина. Дело про тебя знаю.
Анисья. Шлюха ты, с чужим мужем живешь.
Акулина. А ты своего извела.
Анисья (бросается на Акулину). Брешешь.
Никита (удерживает). Анисья! Забыла?
Анисья. Что стращаешь? Не боюсь я тебя.
Никита. Вон! (Поворачивает Анисью и выталкивает.)
Анисья. Куда я пойду? Не пойду я из своего дома.
Никита. Вон, говорю. И ходить не смей.
Анисья. Не пойду. (Никита толкает. Анисья плачет и кричит, цепляясь за дверь.) Что ж это, из своего дома взашей гонят? Что ж ты, злодей, делаешь? Думаешь, на тебя и суда нет. Погоди ж ты!
Никита. Ну, ну!
Анисья. К старосте, к уряднику пойду.
Никита. Вон! говорю. (Выталкивает.) Анисья (из-за двери). Удавлюсь!
Никита, Акулина, Анютка и Аким.
Никита. Небось.
Анютка. О-о-о! Матушка милая, родимая. (Плачет.)
Никита. Как же, испугался я ее очень. Ты чего плачешь? Придет небось! Поди самовар погляди.
Анютка выходит.
Никита, Аким и Акулина.
Акулина (собирает покупку, складывает). Ишь, подлая, загваздала как! Погоди ж ты, я ей безрукавку изрежу. Пра, изрежу.
Никита. Выгнал я ее, ну чего ж ты?
Акулина. Новую шаль испачкала. Пра, сука, кабы она не ушла, я бельмы-то бы ей повыдрала.
Никита. Будет серчать. Тебе что серчать-то? Кабы я ее любил?
Акулина. Любил? Есть кого любить, толстомордую-то. Бросил бы ее тогда, ничего б не было. Согнал бы ее к черту. А дом все равно мой и деньги мои. Тоже хозяйка, говорит, хозяйка, какая она мужу хозяйка? Душегубка она, вот кто. С тобой то же сделает.
Никита. Ох, бабий кадык не заткнешь ничем. Что болтаешь, сама не знаешь.
Акулина. Нет, знаю. Не стану с ней жить. Сгоню со двора. Не может она со мной жить. Хозяйка тоже. Не хозяйка она, острожная шкура.
Никита. Да буде. Чего тебе с ней делить? Ты на нее не гляди. На меня гляди. Я хозяин. Что хочу, то и делаю. Ее разлюбил, тебя полюбил. Кого хочу, того люблю. Моя власть. А ей арест. Она у меня вот где. (Показывает под ноги.) Эх, гармошки нет!
Те же и Митрич (входит, раздевается и лезет на печь).
Митрич. Подрались, видно, опять бабы-то! Поцапались. О господи! Микола милослевый.
Аким (сидит с краю на печи, достает онучи, лапти и обувается). Пролезай, пролезай в угол-то.
Митрич (лезет). Все не разделят, видно. О господи!
Никита. Достань наливку-то. С чаем выпьем.
Те же и Анютка.
Анютка (входит; к Акулине). Нянька, самовар уходить хочет.
Никита. А мать где?
Анютка. Она в сенцах стоит, плачет.
Никита. То-то. Зови ее, вели самовар несть. Да давай, Акулина, посуду-то.
Акулина. Посуду-то? Ну что ж. (Собирает посуду.)
Никита (достает наливку, баранки, селедки). Это, значит, себе, это бабе пряжа, карасин там в сенях. А вот и деньги. Постой. (Берет счеты.) Сейчас смекну. (Кидает.) Мука пшеничная восемь гривен, масло постное… Батюшке 10 рублев. Батюшка! Иди чай пить.
Молчание. Аким сидит на печи и перевивает оборы.
Те же и Анисья.
Анисья (вносит самовар). Куда ставить-то?
Никита. Ставь на стол. Что, али сходила к старосте? То-то, говори да и откусывай. Ну, будет серчать-то. Садись, пей. (Наливает ей рюмку.) А вот и гостинчик тебе. (Подает сверток, на котором сидел. Анисья берет молча, качая головой.)
Аким (слезает и надевает шубу; подходит к столу, кладет на него бумажку). На деньги твои. Прибери.
Никита (не видит бумажку). Куда собрался одемши-то?
Аким. А пойду, пойду я, значит, простите Христа ради. (Берет шапку и кушак.)
Никита. Вот-те на! Куда пойдешь-то ночным делом?
Аким. Не могу я, значит, тае, в вашем доме, тае, не могу, значит, быть, быть не могу, простите.
Никита. Да куда ж ты от чаю-то?
Аким (подпоясывается). Уйду, потому, значит, нехорошо у тебя, значит, тае, нехорошо, Микишка, в доме, тае, нехорошо. Значит, плохо ты живешь, Микишка, плохо. Уйду я.
Никита. Ну, буде толковать. Садись чай пить.