— Да, я обследовал это место. Как только всадник продерется сквозь заросли, все остальные пройдут уже свободно.
— А там дальше есть камни?
— Да, глыбы, поросшие колючками и ползучими растениями, но, когда светло, все узкие места можно спокойно миновать.
— Ты думаешь, мы все же воспользуемся этим путем?
— Я только могу предполагать. Не смейся надо мной, Мохаммед Эмин, но с детства у меня проявились некие способности предвидения событий…
— Я верю тебе. Аллах велик!
— Радостные события я никак не предвижу. Видятся главным образом беспокойство, страх, как будто я встретил что-то злое, последствия чего я опасаюсь. И наверняка произойдет что-то такое, что принесет мне несчастье. Опыт показывает: опасность начинается в то же мгновение, когда в меня впервые закрадывается страх.
— Значит, надо обращать внимание на те знаки, которые посылает тебе Аллах.
Мои опасения перенеслись также и на спутников. Разговоры прекратились, и мы молча лежали друг возле друга. Едва забрезжил рассвет, вернулся Халеф и доложил, что приближаются множество всадников. Их точное количество он определить не смог.
Я подошел к лошади, вынул из седельной сумки подзорную трубу и последовал за Халефом. Невооруженным глазом на равнине можно было различить много темных фигур; через трубу я смог увидеть их отчетливее.
— Сиди, кто это? — спросил Халеф.
— Это беджат.
— Но ведь их не должно быть так много!
— Они возвращаются с награбленным. Гонят с собой стада беббе. Впереди скачет хан со своим отрядом, он здесь будет раньше, чем остальные.
— А нам что делать?
— Обождем. Я дам знать.
Я вернулся к своим спутникам и рассказал о том, что увидел. Они были уверены в том, что нам не надо бояться хана. Мы не могли сделать ему никакого упрека, кроме того, что он скрыл от нас свои намерения. Если бы он хоть что-то рассказал нам, мы бы к нему ни за что не примкнули; нам было совершенно ни к чему прослыть ворами и разбойниками. Мы пришли к решению встретить его с осторожностью и вежливо.
С этим я и вернулся к Халефу, вооружившись до зубов.
Хан приближался галопом и через пять минут придержал своего коня возле меня.
— Салам, эмир! — приветствовал он меня. — Ты, наверное, удивился, не увидев меня среди вас, как вы ожидали. Но мне нужно было обтяпать одно выгодное дельце. Оно выгорело. Оглянись!
Я смотрел прямо ему в глаза.
— Ты украл, хан Хайдар Мирлан!
— Украл? — спросил он удивленно. — Разве тот, кто забирает у своих врагов, что может забрать, — вор?
— Христиане говорят — да, тот человек вор. А ты знаешь, что я христианин. Почему ты нам ничего не сообщил?
— Потому что тогда мы стали бы врагами. Ты бы ведь покинул нас?
— Непременно.
— И предупредил бы беббе?
— Я бы их не стал искать, да и не знал, на какой лагерь вы готовите нападение. Но если бы мне попался беббе, я бы ему рассказал, что вы замышляете.
— Вот видишь, эмир, я прав. Я мог поступить лишь двояким образом: или скрыть от тебя свои намерения, или захватить тебя в плен и удерживать у себя силой, пока все не кончится. Поскольку я был твоим другом, я сделал первое.
— А я между тем подался в лагерь к десяти воинам, которых ты там оставил, — спокойно сказал я ему.
— Что же тебе нужно было у них?
— Взять их в плен!
— Аллах! Зачем?
— Затем, что я узнал, что ты покинул нас. Я не знал, что меня ждет, поэтому и захватил в плен всех оставшихся беджат как поручительство за нашу безопасность.
— Господин, ты очень осторожный человек, но ты меня опечаливаешь. Что ты сделал с беббе?
— Ничего. Мне не удалось его увидеть, он ведь убежал. Хан побледнел и закричал:
— О боги, это невозможно! Это все мне испортит! Дайте мне этих собак, которые проспали, в то время как должны были бодрствовать!
Он вскочил на лошадь и устремился, лавируя между скал, к лагерю. Мы с Халефом последовали за ним. Между ханом и его людьми разыгралась сцена, которую трудно описать. Он топал, как разъяренный кабан, раздавал пинки и подзатыльники и никак не мог успокоиться, пока не обессилел окончательно. Я не мог даже представить, что в этом человеке таится столько ненависти.
— Умерь свой гнев, хан, — попросил я его наконец. — Ты ведь все равно должен был отпустить этого человека.
— Да, я бы сделал это, — гневно ответил он, — но не сегодня, когда мой план оказался предан гласности.
— Что же это за план такой?
— Мы забрали все, что обнаружили у беббе. Сейчас хорошее будет отделено от плохого. Все ценное я отошлю дальними надежными дорогами к своим, все негожее мы возьмем с собой для джиаф. По дороге мы частично отдадим это обратно. Таким образом, мы отвлечем преследователей от себя, беббе подумают, что на них напали отряды джиаф, а в это время мои люди спокойно доберутся до своих деревень, где живут беджат…