— Вы сами подумайте, — ответил я. — Мы даже не знаем, в каком районе находимся, но полагаю, что на юге от нас Нвейзгие, Мерва, Бейтош и Дейра. Эта дорога вывела бы нас в Сулейманию…
— Туда мы не поедем! — прервал меня Мохаммед Эмин.
— Тогда нам нужно решаться на ту дорогу, о которой мы говорили вчера вечером. Следует держаться теперешнего направления, пока не достигнем реки Бербзие, а потом день пройдем вверх по течению и в районе Бане углубимся в горы.
— Я того же мнения, — заявил Мохаммед.
— Река эта, чем нам важна — она отделяет Персию от Эйалата[7] и мы можем переходить с одного берега на другой, в зависимости от того, кто нам угрожает.
Мы поскакали дальше на юг. Плоскогорье становилось все более гористым. После полудня мы уже далеко забрались в горы и незадолго до захода солнца оказались на одинокой, поросшей лесом вершине у маленькой хижины; из отверстия в крыше струился легкий дымок.
— Здесь кто-то живет, сиди, — сказал Халеф.
— Во всяком случае, он не причинит нам вреда. Подождите, я посмотрю.
Я слез с лошади и направился к дому. Он был построен из камней, а щели между ними были заткнуты мхом. Крышу застилали в несколько слоев толстые ветви, а вход был настолько низким, что туда мог войти, не сгибаясь, разве что ребенок.
Когда мои шаги стали слышны внутри этого примитивного строения, в дверях появилась голова какого-то зверя, которого я принял за медведя, но голос этого злобного создания не оставил у меня сомнения, что я имею дело с собакой. Потом раздался резкий свист, и на месте этой головы возникла вторая, которую я поначалу тоже не смог классифицировать. При ближайшем рассмотрении шерсть оказалась волосами, всклокоченными самым неимоверным образом, черный широкий нос и блестящие злобные глазки напоминали шакала.
— Добрый вечер! — поприветствовал я.
Глухое ворчание было мне ответом.
— Ты здесь один живешь?
Ворчание стало еще более глухим.
— Здесь в округе есть еще дома?
Теперь ворчание стало по-настоящему злобным, и существо достало какую-то пику — ее острие остановилось у самой моей груди.
— Отойди, — попросил я вполне миролюбивым тоном.
Ворчание не прекращалось, а кончик пики нацелился прямо на мое горло. Это было уж слишком. Я схватил пику и потянул на себя. Таинственный обитатель хижины крепко ухватился за нее, и мне пришлось вытягивать его из дверей. Сначала вылезла морда с черным блестящим носом, потом две руки того же цвета с внушительными когтями, затем дырявый мешок, похожий на те, что носят наши угольщики для своих шмоток, и, в конце концов, два предмета, которые при тщательном обследовании и при богатой фантазии можно было принять за сапоги, которые однажды примерил Колосс Родосский.
Как только эти самые сапоги прошли через дверь, существо смогло выпрямиться, и у собаки появилась возможность появиться в полной красе. У нее была похожая пятнистая шерсть, черные нос и два злобных глаза, и оба создания, похоже, боялись меня больше, чем я их.
— Кто ты? — спросил я самым миролюбивым тоном.
— Алло! — прорычал он, но то были уже членораздельные звуки.
— Кто ты?
— Угольщик.
Да, пожалуй, это было приемлемое объяснение черных носа и рук, но такие ногти ему были явно ни к чему. Я заметил, что мой дружеский тон ему нравится. Он полностью ко мне расположился, и даже собака завиляла хвостом.
— Здесь есть ещё люди? — поинтересовался я.
— Нет.
— А сколько нужно идти, чтобы встретить людей?
— Больше, чем день.
— Для кого ты жжешь уголь?
— Для господина, который делает железо.
— Где он живет?
— В Бане.
— Ты курд?
— Да.
— Ты джиаф?
— Нет.
— Беббе?
— Нет.
При этом слове он разразился раздирающим горло кашлем. Такой расклад вполне меня устраивал. Я не скрывал уже своих симпатий к этому человеку.
— А к какому же ты племени принадлежишь?
— Я банна.
— Посмотри, Алло, вон туда. Ты видишь четверых всадников?
Он отбросил со лба грязные пряди, чтобы открыть себе обзор, и посмотрел, куда я указывал. Невзирая на накидку угольщика, скрывающую его курдскую внешность, я заметил, что по лицу его пробежала тень испуга.
— Они курды? — спросил он озабоченно.
Когда я отрицательно ответил на его вопрос, он продолжал:
— А кто же они тогда?
— Мы двое христиан и трое арабов.
Он взглянул на меня с удивлением.
— А христиане — кто это?
— Это я тебе позже объясню, потому как эту ночь мы проведем здесь.