— О чем ты говоришь?! Ты намекаешь…
— А что же еще? Я знаю твой обычный ход мысли. Ты понимала, что придется отдать ожерелье Мэвис, а раз тебе все равно не владеть им, можно его продать и выручить деньги. Ты думала, что Мэвис все равно не догадается. Ты же не могла предвидеть, что она соберется замуж за ювелира. Ты, наверное, думала, что на ней вообще никто не женится. Вот и решила попытать счастья, а вышла промашка. Что ж, чтобы не расстраивать Мэвис, придется мне купить еще одно ожерелье. Конечно, отчасти, я хочу помочь тебе выбраться сухой из воды, но пусть это будет хорошим уроком: не жульничай, играй по-честному! Иди и больше не греши.[142] А я попытаюсь вздремнуть, — сказал Лльюэлин и удалился.
— Вернись! — вскрикнула Грейс, но он уже ушел. Молча, с горящими глазами она кинулась за ним, и тишина, словно пластырь, начала свое целительное дело.
— Что, ты думаешь, эта мымра с ним сделает? — спросил Монти. Он любил Лльюэлина и боялся за него.
— И думать не хочу, — ответила Санди.
— Он, должно быть, неплох в ближнем бою, но и она — достойный противник. К тому же, она быстрее бегает.
— Почему он на ней женился?
— Он мне объяснил. Ему было нечем заняться. Они вдумчиво помолчали, думая об одном и том же.
— А ты видела эту «Страсть в Париже»? — спросил Монти.
— Нет. А ты?
— И я не видел. Лльюэлин рассказывал, что за время съемок она сжила со свету трех режиссеров, двух помрежей и одну ассистентку. Они так и не оправились.
— При чем здесь ассистентка?
— Я думаю, попалась под руку. Они опять вдумчиво помолчали.
— Маленькая, скромная, в очках…
— Кто?
— Эта ассистентка.
— Почему в очках?
— Что? Очень может быть.
Наступила третья пауза.
— Надеюсь, тебя это все не очень пугает? — сказала Санди.
— Что?
— Вот, ты заглянул в семейную жизнь. Я ведь не хочу быть такой, как Грейс.
— Ты и не будешь.
— Я думаю, со мной тебе будет хорошо.
— Еще как!
— Я не такая сердитая, как Гертруда.
— А откуда ты знаешь, что она сердитая?
— Так, чувствую. Она мне не нравится.
— Ты же ее не видела.
— Зато я прочла ее телеграмму.
— Господи! Я так закрутился, что и сам не прочел. Что она пишет?
— Лучше не спрашивай.
— Да, может быть, так будет лучше.
— Опять подчеркну, я совсем другая!
— Ты самая лучшая, самая замечательная девушка во всем поднебесье.
— Это хорошо.
Открылась дверь, и в комнату вошел мистер Лльюэлин. Он зевал, но был вполне цел, мало того — излучал жизнерадостность и добродушие.
— Ну что, ребята? — спросил он. — Как любовь весеннею порою?[143]
Они заверили его, что она — лучше некуда, а он сказал, что рад это слышать. Потом подошел к дивану, снял туфли и улегся с довольным кряхтением.
— Вообще все — лучше некуда, — сказал он. — Грейс со мной разводится.
— Что?
— Ах, вечно одно и то же! Все мои жены со мной разошлись. Приходят и уходят, приходят и уходят. Видели старую перчатку? Так они выбрасывают меня. Вот уж, поистине милость Божья! — благочестиво добавил Лльюэлин.
— Что случилось? — спросила Санди.
— Расскажите, — добавил Монти.
Но глубокое мерное дыхание сообщило им, что мистера Лльюэлина вопрос уже не достигнет.
— Если он счастлив, дай ему Бог, — сказала Санди.
— Счастлив, не волнуйся.
— Ты думаешь, он больше не женится? Монти покачал головой.
— Ты его слишком мало знаешь. Стремясь все выше, он попытается побить все рекорды.
Храп, доносившийся с дивана, намекал на то, что Лльюэлин с этим мнением согласен.
Примечания
Здесь мы печатаем три романа, причем все они относятся к разным периодам. «Везет же этим Бодкинам!» — тихая и счастливая полоса жизни Вудхауза; «Деньги в банке» — годы несчастий, жизнь в военной нацистской Германии (Вудхаузу — 61). «Женщины, жемчуг и Монти Бодкин» — золотая старость в большом саду, среди собак и кошек (Вудхаузу — за 90).
Н. Трауберг, М. Кузьменко
Российское Общество Вудхауза
http://wodehouse.ru
Примечания
1
Хенгист и Хорса — саксонские предводители, которые вторглись в Британию во второй половине пятого века нашей эры, о чем рассказано в «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского.
(обратно)2
Нокс, Джон — 1514–1572, шотландский священник, основатель пресвитерианской церкви. Проповедовал строгие моральные принципы, которым и сам следовал на протяжении всей жизни.
(обратно)