Том 11. Пьесы, киносценарии 1926-1930

Загораются киноэкраны. На экране идущий поезд, на другом — идущая конка, на третьем — работающий завод. Рабочий взмахивает рукой, — замирает на остановленном кадре поезд, останавливается конка, цепенеет завод. Рабочий взмахивает рукавом — тухнут фонари. Полная темь.

1-й глашатай

Перекидывалась забастовка

2-й глашатай

       от завода к телеграфу,

3-й глашатай

       от телеграфа к вокзалу,

4-й глашатай

       от вокзала к по́рту.

1-й глашатай

   300.000 бросило работу.
   Праздник перед боем,
       и по городу праздному
   каждый
   к бою
       готовился по-разному.

Прожектор освещает разные углы арены, выделяя готовящиеся группы. Диван. На диване два лощеных либерала с чаем и с резолюциями. Нервничают, подымаются, надевают шляпы, потом снимают опять, садятся и снова вскакивают.

1-й либерал

   А по-моему,
       кадеты
       с приветственной речью
   должны
     к забастовщикам
       выйти навстречу.

2-й либерал

   Не надо
   репутацию
       марать впустую.
   Забастовали без нас —
       и пусть бастуют.

1-й либерал

   А по-моему,
       и т. д.

Фруктовая лавочка. Подходят покупатели. Покупают пустяки. Показывают пароль. Оглядываются, распахивают пальто, передают патроны и оружие. Скрываются. Лавочка отодвигается, под ней типография. Выходят люди с кипами и свертками прокламаций. Лавочка становится на место. Церковный иконостас. Поп благословляет дубинки, кастеты и револьверы черносотенцев.

Поп

   Христолюбивые воины,
       по совету иерея
   бейте жидов —
       и еврея и не еврея.
   Сообразно моему
       евангельскому сану
   сам я,
     конечно,
       мараться не стану.
   Верноподданные чувства
       погромом ознаменя,
   братие черносотенцы,
       кройте за меня.
   Во имя отца
       и сына
       и святого духа
   крамольникам
       кастетом
       въезжайте в ухо.

Прожектор освещает группу рабочих. Вокруг станка разбросанные и уносимые кинжалы и пики.

1-й рабочий

   У каждого завода
       кровища лужею.

2-й рабочий

   Довольно терпеть.
       Товарищи, к оружию!

Арена тухнет. Выходят глашатаи.

1-й глашатай

   Москва подымалась,
       как знамя
       над ней
   пылало небо
       декабрьских дней.

Арена. Страстная площадь. В центре памятник Пушкину. С трех сторон над проходами стены с окнами. На нижних этажах вывески. Деревья, бульваром идущие к выходу. Площадь запружена народом. Рабочий с мальчиком пробирается к памятнику — влазит. Снимает кепку. Кричит.

Рабочий

   Долой самодержавие!
       Жандармские гады
   стреляют в безоружных, —
       на баррикады!
   Свобода на бумаге,
       на деле — приклады.
   Готовьтесь к бою!
       На баррикады!
   Громите
   оружейные
       магазины и склады.
   Браунинг в руку!
       На баррикады!

Выхватывает браунинг. Далекие выстрелы. Выстрелы ближе. Рабочий хватается за грудь. Падает. Толпа бросается врассыпную. Валяется убитый рабочий. Мальчишка один. На арену въезжают казаки. Офицер оглядывается, выхватывает револьвер. Разряжает в воздух. Последняя пуля в мальчишку. Из всех окон подымается стрельба. Офицер и двое казаков падают. Подхватив раненых и убитых, казаки скрываются. Из домов и улиц выбегают дружинники и горожане. Из домов выкидывают матрацы, табуреты, столы. Прохожие срывают вывески. Пилят столбы. Вещи нагромождаются в баррикаду. В баррикаду воткнут красный флаг. Дружинники ложатся за прикрытие — стреляют вдогонку бежавшим казакам. Издали доносится распеваемая Марсельеза. Арена тухнет.

1-й глашатай

   Слышите
       шпор
       гвардейский щелк:
       царем
       науськан —
       Семеновский полк.

Предводительствуемые усатыми офицерами, арену заливают марширующие, перестраивающиеся, парадные, вымуштрованные гвардейцы. По обеим сторонам во́йска маркитанты с колбасой и с бутылями водки. Гвардия распевает старую песенку (из журналов 1905 года):